— Тогда в путь, — сказал граф.

— В путь, — ответил ему крестьянин.

Граф де Шантелен полностью доверял Кернану, который был его молочным братом. Можно сказать, что храбрый бретонец являлся частью семьи де Шантеленов. Дочь графа Мари он называл не иначе как «моя племянница», а та, в свою очередь, звала его «мой дядя Кернан». Господин и слуга были неразлучны с малых лет, причем Кернан, получивший хорошее воспитание, выделялся среди людей своего круга. Разделив со своим господином забавы детства и бурные годы юности, он смело последовал за ним, чтобы разделить все тяготы и лишения военного похода. Решив присоединиться к армии Кателино, граф собирался оставить Кернана в своем замке, но разлучить братьев оказалось невозможно. Впрочем, в замке оставались другие слуги, способные защитить графиню в случае опасности. И наконец, еще одно обстоятельство, которое более или менее успокаивало графа: замок находился в самом центре Филистера, затерянный где-то между Фуэнаном и Плугастелем, вдали от Кемпера и Бреста — оплота республиканцев. Итак, считая свою семью в безопасности, граф без колебаний примкнул к восстанию. Но встреча с Карвалем, его бывшим слугой, которого граф выгнал год назад за воровство, и особенно его слова, полные угрозы, явились для него предупреждением о надвигающейся опасности, которую следовало опередить.

В тот момент, когда толпа беженцев приблизилась к топям Св. Жоакина, граф и Кернан свернули с проезжего тракта, решив двигаться напрямик. В последний раз они бросили взгляд на эту обезумевшую толпу, медленно растворявшуюся во мраке ночи. Скоро последние крики замерли вдали, и наступила тишина.

В восемь часов вечера путники прибыли в Геранд, опередив на верных полчаса авангард отступающей колонны. Городские ворота закрывала решетка, но наши друзья воспользовались потайным ходом и вскоре очутились на пустынных улицах городка.

Какая жуткая тишина после грохота битвы! И ни одного освещенного окна, ни одного запоздалого прохожего: ужас загнал жителей в собственные дома с крепкими ставнями и засовами на дверях. Все утро Геранд прислушивался к грому пушек. И каким бы ни был исход битвы, обыватели боялись бегства обезумевших побежденных так же, как и нашествия жаждущих крови победителей.

Граф и Кернан быстро шли по выщербленным мостовым, и звук их шагов, далеко разносившийся в мертвой тишине пустого города, казался зловещим. Они достигли церковной площади и вскоре оказались на крепостной стене.

Отсюда уже ясно слышался нарастающий гул, доносившийся со стороны предместья; этот гул, похожий на угрожающий шепот, перемежался эхом выстрелов.

Дождь прекратился, и сквозь рваную завесу низких свинцовых облаков проглянула луна. Дул западный ветер. Казалось, что под его порывами звезды, внезапно вспыхивая и озаряя своим светом крыши домов, кружатся в каком-то беспорядочном танце, очерчивая с поразительной четкостью мельчайшие детали и отбрасывая на землю быстрые и причудливые тени.

Граф и Кернан обратили свои взоры к морю. Бухта Геранда лежала перед ними позади множества бассейнов, издали напоминавших огромную шахматную доску. Слева от них из-за желтеющих дюн виднелась колокольня местечка Бас. Еще дальше, в пелене тумана, проступали очертания стрелки Круазик — узкой полоски суши, уходящей в океан. Справа, у оконечности бухты, зоркие глаза Кернана еще могли различить очертания колокольни Пирьяка. А дальше небо и вода соединялись друг с другом, переливаясь в неверном свете звезд и сиянии луны.

Оголенные ветки молодых деревьев дрожали и гнулись под порывами сильного ветра, и время от времени какой-нибудь камень, расшатанный в своем гнезде, с громким стуком скатывался с крепостной стены и исчезал в жидкой грязи, заполнявшей ров.

— Итак, — наклонясь против ветра, обратился граф де Шантелен к своему спутнику, — там — Круазик, здесь — Пирьяк.