— Так у нее дурное счастье, у лошади Данбалы? — прогрохотал железный голос Огу Ферея, и на мгновение Бобби почудилось, что в сером тумане мелькнула неясная фигура. Голос оглушительно рассмеялся все тем же ужасным смехом. — И вправду! И вправду! Но она этого не знает! Она не моя лошадь, нет, иначе я вылечил бы ее удачу!

Бобби хотелось закричать, умереть — все что угодно, лишь бы избавиться от голосов, от непереносимого ветра, который вдруг задул из серых рваных дыр, от этого горячего сырого ветра с запахом чего-то, что он не мог распознать.

— И она поет хвалу Деве! Слушай меня, маленькая сестра! Ля Вьей действительно приближается, она уже очень близко!

— Да, — отозвался другой, — она сейчас движется по моим владениям, это говорю тебе я, тот, кто правит торными и неторными путями.

— Но я, Огу Ферей, говорю тебе, что и враги твои тоже близки! К воротам, сестра, и остерегайся! И тут серые пятна поблекли, съежились…

— Отключи нас, — голос Джекки был сдавленным и отстраненным. А потом она сказала: — Лукас мертв.

* * *

Вынув из ящика стола бутылку «скотча», Джаммер аккуратно отмерил шесть сантиметров жидкости в высокий стакан.

— Ты хреново выглядишь, — сказал он Джекки, и Бобби удивился нежности в его голосе. Прошло уже минут десять с тех пор, как они отключились, но никто не проронил ни слова. Джекки выглядела подавленной и все покусывала нижнюю губу. Джаммер казался не то расстроенным, не то разозленным — Бобби ни в чем уже не был уверен.

— А почему ты сказала, что Лукас мертв? — рискнул Бобби. Ему казалось, что молчание в захламленной конторе Джаммера застаивается, застывает — как что-то холодное и враждебное, способное задушить, если продлится еще хоть немного.

Джекки подняла на него взгляд, который, казалось, все никак не мог сфокусироваться.

— Они не пришли бы ко мне вот так, будь Лукас жив, — сказала она. Существуют соглашения, пакты. Первым всегда вызывают Легбу, но он должен был прийти с Данбалой. Его личность зависит от лоа, с которым он являет себя.

Лукас, должно быть, мертв.

* * *

Джаммер подтолкнул к ней через стол стакан виски, но Джекки помотала головой. Набор тродов все еще сидел у нее на лбу — хром и черный нейлон.

Джаммер скорчил гримасу отвращения, утянул стакан назад и залпом опустошил его сам.

— И все-то ты меня грузишь. В мире было гораздо больше смысла до того, как ваши люди начали путать карты.

— Не мы привели сюда лоа, Джаммер, — отозвалась танцовщица. — Они просто были там, и они нашли нас, потому что мы их понимали!

— Ну вот, снова, — устало сказал Джаммер. — Чем бы они ни были, откуда бы они ни пришли, они просто приняли ту форму, в какой их хотела бы видеть свора сбрендивших латиносов, поспеваешь за мной? Ну откуда, скажи на милость, там могло взяться что-то, с чем нам пришлось бы общаться на каком-то сраном гаитянском из буша! Вы со своим вудуистским культом просто пришли и увидели расклад. Но все эти Лукасы и Бовуа, и иже с ними — они прежде всего деловые люди. А эти чертовы штуки знают, как заключать сделки! Просто прирожденные дельцы! — он закрутил пробку и убрал бутылку обратно в стол. — Знаешь, дорогуша, есть вероятность, что некто, у кого — не стану спорить — до хрена силы в решетке, просто садится вам на шею. Проецирует все эти штуки… Ты же и сама знаешь, что это вполне возможно, так ведь? Так, Джекки?

— Не выйдет, — голос Джекки звучал холодно и ровно. — Но я знаю то, что я знаю, и это никак не объяснить…

Джаммер вынул из кармана черную электробритву и начал бриться.