— О, только не ссылайтесь на меня. Все, что испытала я, остается между мною и моим государем, и никому не дано нас с ним судить. Вы хотите правды? Что ж, в такую ночь, один раз в жизни, я могу ее сказать. Он был единственным человеком, которого я любила. Со всеми его, как вы изволили выразиться, недостатками и даже пороками. Я просто любила…

— Он не оценил ваших чувств и надругался над ними.

— Значит, так угодно было Богу. Значит, я не заслужила иного. Но я была счастлива. Если бы вы знали, как я была счастлива с того первого дня, когда он задержался у моего портрета в роли Сербины и стал искать оригинала. Как счастлива…

С. Н. Марин, офицер-преображенец. Сатира на правление Павла I, чрезвычайно популярная среди современников.

Петербург. Квартира В. В. Попугаева. В. В. Попугаев, А. X. Востоков, А. И. Иванов, Н. В. Репин.

— Освобожденная Россия! Господа, до этого счастливого дня надо было дожить!

— Как долго мы мечтали о ней!

— Но не забывай, Востоков, не кто-нибудь, а наши художники первыми заговорили о необходимости преобразования России. Помнишь наш академический кружок?

— И наши походы к Левицкому.

— Какие разговоры у него велись!

— И как он радовался нашему приходу.

— Недаром для него не нашлось места ни в Академии Бецкого, ни в павловской Академии.

— Зато теперь все изменится.

— Непременно изменится!

— Господа, но к вашей восторженности следует добавить реальные действия. Вас удовлетворяет наше Вольное общество любителей словесности, наук и художеств?

— Почему же нет?

— Я говорю не об Обществе как таковом, а о том, насколько обращено оно к интересам искусств изобразительных. Литература, науки общественные во многом родственны, но и очень различны между собою. Имея цели одинаковые, они достигают их средствами различными. Эти средства в живописи или зодчестве требуют особых обсуждений.

— Господа! Востоков прав. Художникам нужно объединяться для обсуждения своих особенных вопросов.

— Как в цехах и гильдиях?

— Иванов, перестань хоть сейчас дурачиться.

— У Андрея никогда охота к шуткам не пропадет.

— Но надо же и честь знать. Нам надобно объединиться, чтобы помочь друг другу разобраться в том, как решать вопросы искусства, хотя бы твоей же архитектуры.

— Почему же ты не шутил, когда Вольное общество образовывалось, а ведь оно и в уставе своем поставило лишь две цели, смотри: «1. Взаимно себя усовершенствовать в словесности, науках и художествах и 2. Споспешествовать по силам своим к усовершенствованию сих трех отраслей».

— Оставь его, Репнин, Андрей Иванович безнадежен. Господа, я предлагаю подумать о том, кого бы предложить в институт почетных членов, если новое общество создать удастся. Их имена нам сразу определят круг вопросов, к решению которых мы способны будем.

— Это мысль, Востоков, превосходная мысль. Я предлагаю Гаврилу Романовича Державина, нашего глашатая свободы духовной и великого мастера формы стихотворческой:

— Хераскова Михайлу Матвеевича! Я его «Бахариану» по сей день едва не всю помню:

Слишком много в миру издано

И духовных книг и нравственных,

А сердца не исправляются,

Люди также развращаются…

— А мне Дмитрий Григорьевич Левицкий какие стансы превосходнейшие херасковские читать давал! Сорок лет назад сочинены, а словно про наше время:

— Так что же ты самого Левицкого не называешь?

— Левицкого! Непременно Левицкого, наставника нашего духовного.