— Вытяжка из печени того дракона, которого вы в итоге всё-таки разрешили этой пиранье — Павлову, пустить с молотка, — хмуро высказался Лебедев.

— Не утрируй, ты забрал с несчастной зверушки всё, что хотел. Печень вот, например, — и я потряс флаконом. Жидкость была прозрачной и налита в прозрачный хрустальный флакон. Тут свет упал на содержимое флакона под определённым углом, и в нём отразились золотистые искры. — Это, что угодно, только не вытяжка из печени, — пробормотал я. — Вот что, какие у него эффекты и на ком это было опробовано?

— Это вытяжка из печени дракона, — терпеливо повторил Лебедев. — И я ещё не понял, почему она получается такой прозрачной. Этот момент уточняет Маринка.

— Маринка пускай что угодно уточняет, — я посмотрел на него и в глубине хрусталя увидел, как сверкнули две яркие жёлтые искры. Мой дар никак не мог смириться с ранением и пытался вырваться, чтобы приступить к регенерации. Вот только этого делать было нельзя, пока рука не обрела былую подвижность, и приходилось загонять его в источник чуть ли не пинками. — Какие у него эффекты и на ком они уже опробованы?

— Эта вытяжка придаёт эластичность связкам, — ответил Лебедев, поджав губы. — В вашем случае произошло грубое вмешательство в эту довольно сложную структуру человеческого организма. Может быть, уже начал формироваться рубец в том месте, где связки сшивались. И да, Никитка прав, в вашем случае другого выбора не было.

— Хорошо, с эффектами разобрались, — я кивнул. — Осталось выяснить, на ком вы это опробовали?

— На лабораторных крысах, конечно, — Лебедев вздохнул. — И двое егерей очень удачно пострадали. Один повредил ахиллово сухожилие, второй умудрился пропороть ладонь. А почему вас это так сильно интересует, Евгений Фёдорович? — Настороженно спросил наш клановый целитель.

— Потому что я чувствую себя той самой лабораторной крысой. — Открыв флакон, я отсалютовал им Лебедеву и одним глотком выпил содержимое. Потом посмотрел на пустую посудину. — Это точно какая-то вытяжка?

— Почему вы спрашиваете? — Лебедев нахмурился, и буквально вырвал у меня из рук флакон.

— Потому что эта хрень абсолютно безвкусная, как вода, — ответил я, нахмурившись, и тут плечо словно заново пронзило огромным зазубренным лезвием. — Твою мать, почему так больно? — прошипел я, хватаясь за повреждённую конечность.

— Так и должно быть, — удовлетворённо кивнул Лебедев. — Егеря тоже описывали очень неприятные и болезненные ощущения в первые пять минут, после приёма вытяжки. А у вас, Евгений Фёдорович, ещё и площадь повреждения куда больше.

— Почему меня не покидает ощущение, что в следующий раз, когда вас спросят, на ком вы испробовали свой декокт, вы ответите, что это были крысы, два егеря и этот, как его, Женька Рысев, который умудрился на полуразумную тварь нарваться. — Прошипел я сквозь стиснутые зубы. Было так больно, что слёзы выступили на глаза. Но, когда я отвлекался от волшебных ощущений и говорил неважно что, становилось вроде бы полегче.

— Ну что вы, ваше сиятельство, — всплеснул руками Лебедев. — Я никогда не назову вас просто Женькой Рысевым, как вы вообще могли об этом подумать?

— А, значит, со всем остальным я угадал, — боль вроде бы начала отступать, и я процедил. — Помогите мне до постели дойти, а то, я после твоих экспериментов могу завалиться на пол.

Лебедев тут же подскочил ко мне, и я услышал, как он пробормотал.

— Болевой импульс длился две минуты, восемнадцать секунд. Похоже, его интенсивность и продолжительность напрямую зависит от магического потенциала. — Вот точно на мне эксперименты ставят, сволочи!

Сев на кровать, я откинулся на подушку.