— Вот чего я никогда в своей жизни не делал, так это не спасал пчёл, — проговорил Мамбов так же, как и я, набирая в ложку мёд. — Это будет интересный опыт.

Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы мог протиснуться не слишком крупный человек.

— Ваше сиятельство, — Петрович встал возле двери и не решался подходить к столу. Он мял в руках шапку и выглядел не слишком уверенно.

— Дай угадаю, вы не смогли снять гнездо. И в чём причина?

— По стене не смогли забраться. Леса строить некогда, а лестница не выдержала и под весом Ефима развалилась. Такой длинной, больше нет. Её тоже делать надо. А у нас в поместье и плотника-то нет, и материала, чтобы самим сколотить. — Промямлил Петрович. — Пчёлы роиться начали, шуметь начнём, многих потеряем и без этих ос проклятущих.

— А разве пчёлы хорошо магию переносят? — спросил Мамбов, поворачиваясь к мастеру. Встретившись с ним взглядом, Петрович вздрогнул и опустил глаза.

— Плохо, ваше сиятельство. Но, если уж выбирать из двух зол…

Я смотрел на него и думал о том, сдались мне эти проклятые пчёлы? Даже если падёж произойдёт, проще будет пару новых семей купить. Но, посмотрев на несчастное лицо Петровича, чуть не сплюнул.

— Ладно, посмотрим, что можно сделать, — я бросил ложку на блюдце. — Но, предупреждаю, если мне что-то не понравится, то я просто спалю это проклятое гнездо к чёртовой матери, и мне будет плевать, как пчёлы на это отреагируют.

Мамбов, посмеиваясь, вышел за мной, а впереди бежал Петрович, всё ещё комкая в руках шапку.

Дорогу до завода расчистили, и мы смогли с Олегом поехать на машине. Игнат попытался было напроситься с нами, но я ехидно заявил, что в этом случае он пойдёт со мной в пчелиный город. На что Игнат заявил, что, пожалуй, подождёт, когда мы вернёмся.

От защитного костюма я отказался. Окутавшись щитом, подошёл к стене и посмотрел наверх. От стоявшего вокруг гула начинала уже побаливать голова. Взяв в руки банку, покрутил её в руках и прикрепил к специальному поясу, который на меня нацепил Петрович.

Призвал дар, полюбовался острыми и крепкими когтями, в который раз посетовав, что не укрепил их макрами, и вонзил в податливую стену. Подъём занял совсем немного времени. Петрович очень чётко рассчитал объём горлышка банки к размерам гнезда. Через пять минут я уже соскочил вниз и поднял банку, глядя, как в ней суетятся осы.

— Ну, и в чём была проблема? — спросил я, глядя на переминающихся с ноги на ногу пчеловодов.

— Вы бы вышли отсюда, ваше сиятельство, — в голосе одного из них появились просительные нотки. — Ваша защита, она не очень нашим подопечным нравится.

Я прислушался. Действительно, тональность гула изменилась. Он стал более агрессивным, что ли. Мы с Мамбовым вышли из помещения, и я сунул ему банку с осами, убирая щит и стряхивая с себя парочку заблудившихся пчёл. И тут же замер. Олег сразу же увидел мою реакцию и нахмурился.

— Жень, ты чего? Тебя укусили? — спросил он, всё ещё держа в руках банку.

— Пчёлы не кусаются, — машинально поправил я его. — Моя сигналка сработала.

— Зверь? — спросил Мамбов, ставя банку на пол и начиная лихорадочно одеваться. Я от него не отставал.

— Если только медведь. Но, Олежа, медведи зимой в основном не болтаются. А на мелочь сигналка не отреагировала бы. Я её специально так настроил, чтобы на каждый чих не подпрыгивать.

— Ваше сиятельство, а с гнездом что делать? — Петрович поднял проклятую банку, в которой осы уже на стенки кидались.