— В таком случае не останется ничего, кроме королевской власти, — нетерпеливо перебила королева.

— Не останется и королевства!.. А лишь кровожадная и жадная республика с топором палача вместо скипетра.

При этих словах я уже не могла себя сдерживать и решилась в присутствии королевы прервать графа:

— Монсеньор! — вскричала я. — Отдаете ли Вы себе отчет в том, о чем и кому Вы говорите все это?

— Воистину, — прибавила Мария-Антуанетта, заметно волнуясь, — я не привыкла к подобным речам.

— Я взял на себя смелость рассказать об этом в силу чрезвычайной серьезности обстоятельств, — холодно заметил граф Сен-Жермен, — и пришел сюда вовсе не с намерением высказывать королеве почтение, от которого она, должно быть, уже устала, но той лишь целью, чтобы указать ей на опасности, угрожающие короне, если, конечно же, ничего не будет предпринято для предотвращения катастрофы.

— Вы самоуверенны, монсеньор, — сказала Мария-Антуанетта раздраженно.

— Я в отчаянии от того, что расстроил Ваше Величество, однако я способен говорить только правду.

— Монсеньор, — с напускной веселостью заметила королева, — не откажитесь признать, что и правда иной раз выглядит неправдоподобной.

— Согласен, мадам, именно так. Однако Ваше Величество позволит мне напомнить о Кассандре, предсказавшей некогда падение Трои, и о том, как ей не поверили. Так вот, я — Кассандра, а Франция — царство Приама. Пройдет еще несколько лет обманчивой тишины. Но затем во всем королевстве проснутся силы, жаждущие мести, власти, денег, которые будут рушить все на своем пути. Их с радостью поддержит мятежная чернь, а некоторые высокопоставленные государственные мужи свяжут с ними свои честолюбивые намерения. Дух безумия овладеет гражданами, разразится гражданская война со всеми ее ужасными последствиями. Францию ожидает бойня, грабежи и повальные изгнания. Возможно, потом кое-кто пожалеет о том, что не послушал меня. Возможно, меня призовут вновь. Однако время будет уже бесповоротно упущено… и гроза унесет все.

— Признаюсь, монсеньор, Ваша речь поражает меня все больше и больше. И если бы я не знала о дружеских чувствах, которые испытывал к Вам предыдущий король, и о том, что Вы искренне оказывали ему кое-какие услуги, то я… Так Вы действительно хотите говорить с королем?

— Да, мадам.

— И непременно без посредничества господина Морепа?

— Он мой враг. А кроме того, я ставлю его в ряд тех, кто позднее погубит королевство, но не по умыслу, а по немощи.

— Вы слишком строго судите человека, который заслужил доверие света.

— Он — больше, чем премьер-министр, мадам, и благодаря своему положению несомненно окружен льстецами.

— Если Вы настаиваете на исключении участия этого человека в Вашей беседе с королем, то я боюсь, что Вам вообще не удастся добиться аудиенции, ибо Его Величество и шагу не ступит без своего главного советника.

— Я всегда готов услужить королю, искренне желающему использовать мои способности. Однако я не являюсь подданным Его Величества, и поэтому всякое повиновение с моей стороны — акт сугубо добровольный.

— Монсеньор, — сказала королева, не способная вести долгих серьезных разговоров, — где Вы родились?

— В Иерусалиме, мадам.