И стоило снова позвать его, как он потрусил ко мне. Четырехлетка, в прекрасной форме: вороная шкура поблескивает на солнце.

Он потерся мордой о мою руку и едва не сбросил меня с ограды.

— Ты просто изумителен, знаешь? Ну разумеется. Мне следовало спросить Амелию, как тебя зовут. Не могу же я звать тебя Красавцем, такого чудесного парня.

— Его зовут Буйный.

Я медленно обернулась, все еще гладя Буйного. Сзади стоял Джон, одетый для верховой прогулки.

— Вы же должны были обсуждать дела с дядей и управляющим Суонсоном! Усердно учиться в ожидании дня, когда все это станет вашим!

— Жена Суонсона только что родила близнецов. Дядя решил позволить ему остаться с ней.

— Естественно. — Я показала на Буйного, хотя уже знала ответ. — Он ваш?

— Да. Даже не надейтесь отобрать его у меня. Он настоящий армейский конь, сильный, умный и злее самого сатаны, когда это требуется. Правда, сейчас он флиртует с вами, но если вы попытаетесь вскочить на него, он скорее всего просто швырнет вас в ближайший овраг.

— Ну уж нет, — покачала я головой. — Буйный, ты позволишь сесть на тебя?

Великан благосклонно оглядел меня. Именно благосклонно, я могла бы в этом поклясться.

— Я хорошая наездница, хотя давно не скакала по полям. Всякий знаток лошадей понимает, что физическая сила всадника не играет особенной роли.

— Хотя Буйный неглуп, вряд ли он вас понял. Кроме того, не мешало бы повернуться и спросить разрешения у меня — поинтересоваться, что скажет хозяин.

Я беспрекословно повиновалась:

— Можно прокатиться на вашей лошади, Джон?

— Нет. Он становится нетерпелив, сам выбирает дорогу и не слушается наездника. Такому, как он, требуется властный хозяин, и он подчиняется только мне, иначе может стать неуправляемым. Что я скажу дяде, если Буйный понесет и убьет его застенчивую юную жену?

— Я не застенчива.

— Но юна, не так ли?

— И что же вы ему скажете?

— Если вы сядете на Буйного, то без моего разрешения, и, следовательно, заслужите все, что он с вами сотворит. Буду вынужден сообщить дядюшке, что его жена — идиотка.

— Идиотка, вот как? Что ж, я выскажу все, что думаю! Вы грубы и наглы! Только потому, что я не затрепетала и не пала к вашим ногам в Лондоне — признайтесь! — поэтому теперь вы на мне вымещаете злобу! Меня по-всякому называли, но идиоткой — никогда!

Он встал рядом и облокотился о стенку стойла. Сегодня на нем были черные ботфорты, такие блестящие, что я видела в них свое хмурое лицо. И не только. Я была словно натянутая струна и изо всех сил старалась противиться чувствам, которые он во мне вызывал. Он беззастенчиво пользовался своим ростом, чтобы доминировать, подавлять, запугивать, но я твердила себе, что он не может причинить мне зла здесь, в поместье дяди.

— В таком случае кретинка, — поправился он.

— Нет, «кретинка» еще хуже, чем «идиотка». Я не принимаю этих оскорблений на свой счет. Значит, я права: вы привыкли третировать дам.

Он склонил голову и стал меня изучать. Я снова посмотрела на свое отражение в ботфортах и с удовлетворением отметила, что выгляжу надменно-невозмутимой. Наконец Джон задумчиво протянул:

— Это просто смешно. Вы сами не знаете, что говорите, и пытаетесь вывести меня из себя. Впервые увидев вас в Гайд-парке, я захотел познакомиться с вами. — Он пожал плечами и отвел глаза. — Было в вас нечто такое, что возбудило мой интерес. Я видел, что вы в глубоком трауре, но, даю слово, у меня не было ни дурных мыслей, ни порочных намерений. Вы же, к моему удивлению, не знали, как от меня отделаться, и вели себя крайне невежливо.