Ваня тут же почувствовал себя подлецом. Почти преступником.

Маша обрадованно закричала:

― Позвони! Я тоже хочу на карнавал! Лельке все равно этот костюмчик не очень нравится, я сама в нем пойду!

Лелька пожала плечами и принялась распускать на щиколотке нитку бисера. Ваня ядовито поинтересовался:

― Если ты хапанешь этот кошмар, в чем отправится шокировать братву твоя подружка?

― Я ей завтра следующий прикид приготовлю. Лель, я уже в образе!

Ване вдруг показалось, что Лелькины глаза стали испуганными, а губы протестующе шевельнулись. Но она тут же улыбнулась, и Ваня в сердцах пнул дорогое кресло, обтянутое белой кожей.

Маша гордо подбоченилась и заявила:

― Я, может, им… имид… имиджмейкером стану, вот! Лелька говорит ― у меня способности.

― Тьфу на вас! ― окончательно разозлился Ваня. ― Совсем запутали!

― Правда, Вань, позвони Сереже, ― Лелькин голос звучал абсолютно безмятежно. ― Вдруг в самом деле можно пригласить на карнавал двух-трех гостей? Заодно скажешь ему, что я у вас.

― А он что, не знает? ― Ваня смотрел хмуро.

Уж слишком невинно поглядывали на него дамы. А в ангелов верилось плохо, не сталкивался с ними Ваня, как-то не приходилось. Машка, она, конечно, почти… временами, местами и когда спит зубами к стенке!

«За нос водят, ― убито подумал Епифанцев. ― Уверены, что не звякну Сереге. Вот уж братец по несчастью, евонная Лелька ничуть не лучше моей Машки, хоть Машке в жизни не научиться ТАК ресницами хлопать…»

― Впрочем, чего ж не позвонить? ― пробормотал Ваня.

― Ага-а, ― согласился с ним Василий. ― Чего ж не позвонить…

― У-у, предатель, ― прошипела Маша и показала попугаю кулак.

Васька зажмурился, кулак выглядел как никогда убедительно. Лелька что-то еле слышно шепнула подруге. Маша просияла, и с вызовом крикнула:

― Ну, звони, звони, раз родной жене не веришь!

― Верю, верю всякому зверю, ― рассеянно пробормотал Ваня, ― а тебе, ежу, погожу.

Ваня набрал нужный номер. Поздоровался с Мишкой и попросил пригласить отца к телефону. Леля с Машей настороженно переглянулись.

После обмена приветствиями и дежурных фраз о работе и семье, Ваня осторожно спросил:

― Слушай, а что за сабантуй у вас в субботу намечается? Маша мне всю плешь проела, нельзя ли к вам присоединиться, они вон с Лелей сидят тут, костюмы карнавальные примеряют. Ну да, у нас. Да ты что? Я и не знал, что Леля на работу устроилась. Ах, секретаршей! Нет, Машку ни в жизнь не пущу, пусть ребенка мне рожает, о-о, трех как минимум… Ага!

― Фиг ему, таракану рыжему, а не трех охламонов, ― зло прошипела Маша Лельке на ухо. ― Не верит мне!

― И правильно делает, ― засмеявшись, шепнула Лелька. ― Мы ж заврались!

― Ты ведь сказала, что в самом деле… ― встревожилась Маша.

― Карнавал-то да, а вот все остальное…

― Остальное не считается, какое ему до остального дело?!

― Ну, он вообще-то за тебя волнуется.

― Иди ты ― за меня!

Ваня бросил трубку на диван и изумленно воскликнул:

― И правда ― карнавал!

Маша оскорбленно отвернулась.

Лелька покраснела, простодушный Ваня ей всегда нравился. Грубоватый, плохо воспитанный, некрасивый – все так. Но в нем чувствовалась какая-то чистота, детская непосредственность, что ли. Да и Машку он любил по-настоящему, а это уже подвиг.

― Ладно, детка, дуться, ― Ваня виновато чмокнул сердитую Машу куда-то в ухо. ― Я ж за тебя беспокоюсь, как бы ты по своей дурости…

― Ах, по дурости?!

― Ну, по легкомыслию, ― осторожно поправил Ваня.

― Это я легкомысленная?!

Ваня фыркнул и по пальцам перечислил события последних месяцев. Маша тоном ниже воскликнула:

― Так когда это было-то?

Ваня напомнил «когда».