Очередная вспышка молнии не сильно помогла: в алых сполохах стены и лачуги словно залило кровью.
Когда уже этот переулок закончится? Лифт вздохнула с облегчением, наконец споткнувшись обо что-то. Пошарив внизу, нащупала руку под тканью. Тело.
«Я буду помнить о тебе». Наклонившись и сощурившись, Лифт пыталась различить очертания фигуры старика.
– Госпожа... – заныл Виндль. Он обернулся вокруг ее ноги и прильнул, как ребенок к матери.
«Что это?» Тишина уступила место щелчкам и скрежету. Звуки доносились со всех сторон. И только теперь до Лифт дошло, что она нащупала не шикву. Ткань была слишком плотной и толстой.
«Матерь! – в ужасе подумала она. – Что происходит?»
Сверкнувшая молния на мгновение осветила труп. На земле лежала женщина, устремив в небо невидящий взгляд. Черно-белая форма, вспыхнувшая багрянцем, была покрыта чем-то шелковистым.
Ахнув от испуга, Лифт отскочила и врезалась во что-то позади – еще одно тело. Она крутанулась на месте, и ритмичные щелчки зазвучали громче. Следующая вспышка молнии выхватила из тьмы прислоненное к стене переулка тело. Мужчину привязали к лачуге, его голова безвольно свесилась набок. Она узнала его, как и женщину на земле.
«Приспешники Мрака, – подумала Лифт. – Оба мертвы».
– Однажды, путешествуя по стране, в которой ты никогда не побываешь, я услышал интересную мысль.
Лифт застыла. Это был голос того старика.
– Там есть племя, которое верит, что каждый день, засыпая, человек умирает. Они верят, что сознание не сохраняется: если его прервать, с пробуждением в теле рождается новая душа.
«Бури, бури, БУРИ!» – подумала Лифт, кружась на месте.
Казалось, стены двигаются, шевелятся, скользят, словно вымазанные маслом. Она хотела было отойти подальше от трупов... но перестала понимать, где они. С какой стороны она пришла? В ту сторону – это вглубь кошмарного переулка?
– В этой философии не все гладко, – продолжал голос, – по крайней мере, для внешнего наблюдателя. Что насчет памяти и преемственности культуры, семьи, общества? Омнити учат, что все это ты наследуешь утром от предыдущей души, обитавшей в теле. В определенные участки мозга записываются воспоминания, чтобы помочь тебе прожить единственный день своей жизни по полной.
– Что ты такое? – прошептала Лифт, лихорадочно озираясь, пытаясь сориентироваться во тьме.
– Для меня самое интересное в этих людях то, как они вообще продолжают существовать. Ведь если каждый искренне поверит, что жить осталось всего один день, наступит хаос. Я часто задаюсь вопросом, что же о вас думать, раз уж эти люди, имея столь исключительные верования, проживают свои жизни почти так же, как и все вы.
«Вот он», – подумала Лифт, разобрав среди теней человеческий силуэт.
Впрочем, в свете молнии стало ясно, что он не совсем целый: в плоти не хватало кусков, правое плечо заканчивалось культей. Бури, он был голым, а в животе и бедрах зияли странные дыры. Еще и глаза не хватало. Однако крови не было. В быстрой череде вспышек Лифт заметила, как что-то карабкается по его ногам – кремлецы.
Вот откуда щелчки. Бесчисленное множество кремлецов, каждый размером с палец, покрывало стены. Мелкие хитиновые твари щелкали лапками, вызывая отвратительный шум.
– Примечательно, как сложно эту философию опровергнуть. Как понять, что ты тот же, что и вчера? Как узнать, что в твоем теле новая душа, если воспоминания у нее те же? Но тогда... если она ведет себя так же и думает, что является тобой, какая разница? Что значит быть собой, Сияющая малышка?
Во вспышках молний – они били все чаще – Лифт увидела, как по лицу старика ползет кремлец и с его спинки свисает некая округлая выпуклость. |