– Мы сами должны найти ответ на все эти вопросы, – деловито объявил он. – Если Евлалия Дийё работала над проектом, который сделал из нее и Другого то, чем они стали сегодня, нужно понять его внутреннюю суть. Ибо то, что создано одними, может быть уничтожено другими – достаточно узнать как именно. Завтра на рассвете я отправлюсь обследовать Центр.

Офелия судорожно комкала свою тунику. Нужно было сказать ему, сказать сейчас же, не откладывая. Торн имел право знать обо всех последствиях того несчастного случая с зеркалом. «Я не смогу иметь детей». Всего лишь короткая фраза, несколько слов, которые, в общем-то, не имели большого значения. Так почему же ей никак не удавалось их выговорить?

И Офелия решила, что для этого сейчас неподходящий момент.

– Я еду с тобой.

Торн пожал плечами, но его отказ прозвучал спокойно, совсем не враждебно:

– Я не могу увезти тебя туда.

– Знаю. Лорд Генри не имеет права афишировать свои отношения с иностранкой, носящей на лбу вот это, – и Офелия с улыбкой постучала пальцем по своему штампу. – Иначе мы вызовем всеобщее подозрение. Я поеду одна, своим путем. В конце концов, Лазарус уверял меня, что я представляю интерес для Центра как инверсивная личность, так что я вполне могу явиться туда в качестве добровольного объекта исследований.

Офелия умолчала о том, что врач в Мемориале посоветовал ей сделать то же самое.

– В такие учреждения никто не является добровольно без веских причин, – возразил Торн. – Возможно, шпион Генеалогистов исчез именно потому, что вел себя неосторожно. И если работники Центра его разоблачили, они удвоят бдительность и будут остерегаться новых людей.

– Ладно, я уже завтра разведаю, какой стратегии мне лучше всего придерживаться. У меня ведь тоже есть свои информаторы.

Торн был верен себе: он не ответил на улыбку Офелии. Зато устремил пронзительный взгляд на отпечаток, полускрытый спутанными кудрями у нее на лбу.

– Несмотря на то что я принадлежу к Светлейшим Лордам, мне неизвестна цель этой перерегистрации. Но обрушение северо-западного квартала города повлечет за собой тяжкие последствия. Я думаю, тебе лучше бы какое-то время не показываться на люди.

– А я думаю, что вся бюрократия Вавилона не помешает мне присоединиться к тебе.

Сдвинутые брови Торна вдруг мирно вернулись на свои места. Он растерянно воззрился на Офелию, словно только сейчас обнаружил ее рядом с собой, на бортике бассейна, притом вполне довольную этим. На его лице промелькнуло поочередно несколько чувств, столь противоречивых и неуловимых, что трудно было отличить одно от другого. Облегчение. Смущение. Благодарность. Нетерпение.

Он откашлялся, избегая устремленного на него взгляда Офелии, и наконец ответил:

– Я буду тебя ждать.

Он вдруг показался ей смущенным донельзя на этом каменном бортике, словно ему стала тесна собственная кожа, стали мешать собственные слишком большие руки, слишком длинные ноги и слишком тяжелый костяк.

И тут Офелия поняла, что близость, которую они разделили накануне, не отдала ей Торна целиком: какая-то его часть оставалась неприкосновенной. Расстояние между ними было ничтожным, но и оно стало излишним. Внезапно она ощутила потребность сократить его до нуля, но тут же вспомнила о своей расцарапанной коже и пыльных волосах. В глазах того, кто считал гигиену первоочередным долгом, она сейчас была не на высоте.

– Наверно, я должна дезинфицироваться?

И вдруг Офелию окутала темнота. У нее пресеклось дыхание, она не сразу поняла, что Торн резко прижал ее к себе. Его объятиям никогда не предшествовали никакие проявления нежности. Сперва – расстояние, потом – полная близость.

– Нет, – сказал он.