— Прошу прощения, сэр, за то что позволил себе вольность сесть.

— Ничего, Роберт, — успокоил его мистер Уильямс. — Я как раз собирался спросить, что вы думаете об этой гравюре.

— Хм, сэр, конечно, вам лучше знать, но я не повесил бы такую картинку там, где ее могла бы увидеть моя малышка.

— Вот как, Роберт? А почему?

— Не повесил бы, сэр. Помню, бедной девчушке как-то показали картинки из Библии, так потом нам пришлось сидеть с ней три или четыре ночи. А случись ей увидеть скелетину или что оно там такое, утаскивающее несчастного младенца, было бы еще хуже. Знаете ведь сэр, детишки пугаются таких вещей. Я бы даже сказал, сэр, что такую картинку вообще не стоит оставлять на виду: вдруг она попадется на глаза кому-нибудь нервному… Какие будут распоряжения на сегодняшний вечер, сэр? Благодарю вас, сэр.

С этими словами сей достойный человек вернулся к выполнению своих обязанностей, тогда как (в этом вы можете не сомневаться) мистер Уильямс, не теряя времени, принялся рассматривать гравюру. Дом, ущербная луна и плывущие облака оставались прежними, но вот открытое окно было закрыто, и на лужайке снова появилась фигура. На сей раз она не ползла на четвереньках, а выпрямившись в полный рост, размашистым шагом двигалась по лужайке прочь от дома. Теперь луна светила позади неизвестного существа, и разглядеть наполовину скрытое под черным капюшоном лицо не удавалось. Голова его была склонена вперед, оставляя на виду лишь бледный купол лба и несколько выбившихся из-под капюшона прядей. Руки крепко сжимали нечто смутно различимое, но определенно походившее на младенца: живого или мертвого — определить не представлялось возможным. Бросалась в глаза ужасающая худоба ног.

С пяти до семи вечера трое товарищей по очереди следили за гравюрой, но больше никаких перемен не отметили. Наконец, порешили спрятать ее понадежнее, а вернувшись после Совета, взглянуть снова.

Когда они вернулись, гравюра никуда не делась, и дом, и лунный свет остались прежними, а вот фигура с младенцем пропала бесследно. Им не осталось ничего другого, как провести остаток вечера, листая географические справочники и путеводители. И наконец (возможно заслуженно), Уильямсу улыбнулась удача. В 11:30, в «Путеводителе по Эссексу» Мюррея, он прочел следующие строки:

16½ мили. Эннингли. Достопримечательности: церковь нормандского периода, существенно перестроенная в прошлом веке в духе классицизма. Сохранившиеся надгробия семейства Фрэнсисов, чей особняк «Эннингли-Холл», солидное строение эпохи королевы Анны, находится сразу позади кладбища, в парке, площадью около 80 акров. Род Фрэнсисов прервался, ибо последний его отпрыск таинственно исчез в 1801 г., будучи еще младенцем. Его отец, мистер Артур Фрэнсис был известен в округе как талантливый гравер-любитель, работавший в технике меццо-тинто. После пропажи сына он вел в «Эннингли-Холле» затворническую жизнь и был найден мертвым в своей мастерской в третью годовщину несчастья, только что закончив работу над уникальной гравюрой с изображением его родового гнезда.

Похоже, изображение удалось идентифицировать. И действительно, мистер Грин, по возвращении уверенно опознал Эннингли-холл.

— А как насчет фигуры, Грин? — не мог не полюбопытствовать Уильямс. — Есть какие-нибудь соображения?

— Ну, Уильямс, не то, чтобы я был уверен… Однако давно, еще до моего приезда сюда, в тех краях поговаривали, будто старый Фрэнсис очень уж рьяно охотился за браконьерами, а кого ловил, того так допекал, что ему приходилось бежать из графства. Таким манером он выжил всех, кроме одного малого. В те времена сквайры творили что им вздумается, не то, что нынче.