Варя решительно покачала головой:

- Воля ваша, тетушка, ничего такого я делать не стану. Еще как я сюда приехала, батюшка говаривал про бесстыдниц, что честь позабывши, с вовсе чужими мужчинами выплясывают. Он тогда ясно сказал, что политесная наука есть грех и поношение роду, и чтобы я не то что учиться, даже смотреть на такое не смела. Я, тетушка, против родительского слова не пойду.

Тетка раздосадовано поднялась:

- Ох, дитя неразумное, только ведь хуже делаешь. Ин ладно, коли учиться тебе не позволено, так к родной тетке в гости ходить никто не запрещал. Завтра к вечеру пришлю за тобой карету. И не спорь более, не то рассержусь.

- А если батюшка узнает и разгневается?

- От кого же он узнает? Уж не тебя ли саму спросит? Когда он в последний раз-то вспоминал, что у него дочь есть?

Варя низко опустила голову, на глазах ее заблестели слезы:

- Дитятко, дитятко, всем ты хороша. И дочь почтительная, покорная, и богобоязненна, и хозяйка отменная. К тому же умна и собой не дурна, тебя приодеть, так все кавалеры за тобой бы только и бегали. Одна беда: никто сих достоинств не видит и не ценит, воистину, имеют сокровище и бросают его в грязь. - Тетка ласково погладила склоненную золотую головку. - Но ты не печалься, мы с князем о тебе позаботимся, кроме тебя ведь у нас и нет никого. - Как всегда упоминание о собственной бездетности причинили княгине боль, но один взгляд на хрупкую племянницу, так нуждавшуюся в ее заботе и защите, прогнал с сердца Натальи Андреевны привычную тяжесть. Она поднялась, погладила Варю по нежной щечке, - К завтрашнему вечеру будь готова, - Уже выходя, тетушка добавила, - Забыла сказать, среди моих гостей и иноземцы будут, поглядишь как твоих лет девы бойко с ними на иностранных языках болтают, может и самой все же захочется чему-нито поучиться.

Варя открыла было рот, чтобы ответить тетке и хоть тут порадовать ее, но та, подхватив юбки, уже стремительно сбегала по узкой крутой лестнице и не слышала племянницы. Может и хорошо, может лучше тетушке и не знать, что Варе нечему особо учиться у ее гостий. Так уж сложилось, что старый боярин, отец Никиты Андреевича, за участие в войне с Польшей и Швецией получил от царя Алексея Михайловича изрядное имение под Киевом. Варя, все детство бывшая под опекой вдовой бабушки, провела вместе с ней не один год в украинской вотчине Опорьевых. От услужающих холопок она переняла язык польский и местный русинский. Немка-полонянка, за аккуратность и любовь к порядку пожалованная должностью няньки при боярышне, шутя обучила ее немецкому. Со своим сердечным другом, тоже пленником, но из Свейской земли, нянька говорила на его родном наречии и Варя сама не заметила, когда выучила шведский. Заради бережения от всякой опасности к маленькой госпоже был приставлен крещенный татарин Махмуд-Петро, с которым Варя болтала по татарски. Свою руку к Вариному обучению приложил и отец Георгий. Бывший славный студиозус Киевской коллегии смертельно скучал вдали от городов и спасался от тоски штофом казенной водки и обучением "панськой дитини" грамматике, арифметике и даже начаткам латыни по затрепанному томику Вергилия.

Варя совершенно не осознавала важности своих познаний и только поселившись после смерти бабушки вместе с остальной семьей, обнаружила, что иноземная речь - высокоценимое в нынешние времена умение. Впервые увидав Алешку за уроком немецкого, Варя была крайне изумлена. Она никак не могла понять тех нечеловеческих усилий, которые брат прилагал в овладении чужой речью. Мучительно зазубривая каждое слово, он ломал и насиловал свою память, как ломают врага. На немецкую книжку он бросался с тем же яростным упорством, с каким некогда лез на бастионы Азова. Конечно, не ей с ее коротким девичьим умом давать советы мужику, однако же, ей часто хотелось сказать брату, что язык - он как воздух, приходит сам, надо только как следует вдохнуть.

Воодушевленная примером брата, Варя даже набралась храбрости и заикнулась было, что и ей неплохо какие новые языки поучить, но была немедленно оповещена, что иностранная речь - для мужиков, девицам же такие познания невместны и только доводят до греха.