Маркиз усмехнулся.

— Я только нашел водоем; но не гарантирую приемлемую температуру воды.

— Достаточно справедливо. — Элинор ненадолго заколебалась, задавать или нет следующий вопрос, но в темноте в карете в его компании, она не могла не думать о такой же ситуации на прошлой неделе. — Ты слышал что-нибудь о мистере Кобб-Хардинге? Должна сказать, что я боялась увидеть его на приеме у Кастеров.

— Я ничего не слышал. И я не ожидаю, что что-то услышу.

— Итак, ты послал ему письмо. Что конкретно ты написал в нем, Валентин?

Ему нравилось, когда она называла его по имени. Женщины часто называли его по имени; им это казалось романтичным. Тем не менее, он был знаком Элинор довольно давно, но называть его по имени она начала всего несколько дней назад, только после того, как началось их странное партнерство, и каким-то странным образом этот жест с ее стороны показался более… значимым.

— Не о чем беспокоиться, — ответил маркиз. — Если только он не застрелится, конечно. Полагаю, всегда можно надеяться на лучшее.

— Валентин! Я могу считать его отвратительным, но определенно не хочу, чтобы он совершил самоубийство.

— Тогда ты можешь надеяться, что он не сделает этого, а я буду надеяться, что сделает, и все мы исполним свой долг.

— Но что ты написал? — настаивала она.

У Элинор есть неприятное свойство характера: ее очень трудно отвлечь. Валентин шумно выдохнул.

— Я написал, что узнал о том, насколько велик его долг, и что он теперь ответственен передо мной за него. И что если он не желает, чтобы я применил силу с соответствующими последствиями, то ему нужно строить планы о том, как покинуть страну.

Ее мягкие губы сжались.

— Спасибо. Тем не менее, я должна признаться, что чем больше времени проходит после этого инцидента, тем сильнее мое желание самой встретиться с ним и ударить его в нос.

Она снова проявляет эту черту, эту странную независимость, это желание делать все самой. Учитывая, как много опыта Валентин приобрел, общаясь с женщинами, то, до какой степени Элинор приводила его в замешательство, было просто поразительно. И хотя у него было слишком мало моральных принципов, он все еще осознавал, что тот уровень возбуждения, который он ощущал рядом с ней, был совершенно неприемлем, и это возбуждение нужно подавить и задушить. Чертовски трудная перспектива для человека, который больше привык потворствовать своим страстям, чем подавлять их.

Пока она молча сидела напротив него, Валентин сосредоточил свои мысли на уродливых женщинах и на проигрыше в фаро. Это не особенно помогло, но чем больше он думал, тем меньше мог сосредоточиться на чем-то кроме одной-единственной девушки. Эта единственная девушка пошевелилась на своем сиденье.

— Сколько тебе пришлось заплатить? — спросила она.

— За что?

Она издала нетерпеливый звук.

— За расписки Стивена. Чтобы перекупить его долги. Сколько все это стоило тебе?

Как он мог рассказать ей о том, что величина долгов Кобб-Хардинга ужаснула его? И не просто большая сумма, а небрежное отношение к ней? Идея этого ублюдка о решении своих денежных проблем привела Валентина в ярость, но он не хотел, чтобы она узнала и об этом. Маркиз Деверилл не злится и не расстраивается из-за других людей — или из-за их дилемм — если только это напрямую не затрагивает его.

— Почему ты интересуешься? — вместо этого спросил он. — Если, конечно, ты не испытываешь желания возместить мне потраченные средства и получить их в свою собственность. Я бы не рекомендо…

— Это простой вопрос, — прервала его Элинор, сложив руки на своей прекрасной груди.