Себастьян ненадолго опустил взгляд, закрыв бухгалтерскую книгу.

— Возможно, нас стоит обсудить это позже, — медленно проговорил он.

— Почему это? Неужели ты бо…

— В настоящий момент в утренней комнате пять джентльменов ожидают твоего появления.

Чтоб они провалились!

— Но…

— Это — твое восстание. Если ты хочешь прекратить его, то прекращай. Но я не собираюсь излагать тебе свое мнение о джентльменах, после того, как ты совершенно определенно попросила меня не делать этого. Просто запомни, что некоторые из этих мужчин спят и видят, чтобы вовлечь тебя в компрометирующую ситуацию и заставить выйти за них замуж. Ступай осторожно, Элинор. У свободы есть своя цена, как, полагаю, я уже отмечал ранее.

Его сестре пришлось подавить желание зарычать.

— Итак, я не должна беспокоить себя попытками компенсировать тебе что-либо. Мне нужно или сражаться или сдаться.

— Если ты желаешь договориться о перемирии, я предлагаю тебе пойти на уступки. У меня есть в запасе целая вечность, и моя осада продержится дольше твоей войны. Но не ожидай, что я вмешаюсь, когда одно из естественных последствий твоих требований станет неудобным для тебя. К этому времени у тебя могло бы быть уже около дюжины визитеров, ждущих тебя.

Расстроенная до такой степени, что она с трудом выносила это, Элинор заставила себя подняться на ноги.

— Я не сдамся. Если бы ты продемонстрировал ко мне хоть ничтожную долю сострадания, то я могла бы это сделать. Но ты снова показал, какой ты неумолимый тиран. Доброго утра.

— Если бы я был тираном, Элинор, то ты бы уже была замужем. И тебе доброго утра, — ответил герцог. — И поставь в известность Стэнтона или одного из нас, куда ты отправишься и с кем.

Она хлопнула дверью позади себя, но Себастьян практически мог ощущать ее взгляд сквозь массивную преграду из дуба. Вздохнув, он потянулся за колокольчиком, чтобы позвать Стэнтона и вернуть Риверса обратно в кабинет. Но до того как он смог это сделать, дверь кабинета снова распахнулась. В этот раз в комнату шагнул Закери, за которым следовал Шарлемань. Это зрелище было необычно само по себе, потому что обычно в кабинет приводили Закери, чтобы сделать ему выговор за что-нибудь.

— Ты слышал, что этот идиот сделал? — спросил Закери, опускаясь в кресло, которое освободили Риверс и Нелл.

— Полагаю, что сейчас услышу, — сухо ответил герцог. — Просвети меня.

— Это было необходимо, — отрывисто произнес Шей со злостью в голосе. — И, прежде всего, ты никогда не должен был позволять этого, Мельбурн.

Если и было что-то, что Себастьян не выносил, так это то, когда другие люди решали, что он сделал что-то неправильно, а затем пытались исправить это — особенно, если они сначала не посоветовались с ним, и особенно, если они не знали всех фактов.

— Что ты сделал, Шарлемань?

Средний брат Гриффин сложил руки на груди, в типичном жесте, демонстрирующем упрямство.

— Он ударил Деверилла, — подсказал Закери. — И предупредил его, чтобы тот держался подальше от Нелл.

Себастьян стиснул зубы.

— Ты ударил Деверилла? И он не убил тебя?

— Он был пьян.

— А почему, собственно, у тебя возникла необходимость ударить моего друга и освободить его от обязательств передо мной?

— Он… он сказал Нелл прошлой ночью что-то такое, что заставило ее плакать.

Вот это было неожиданно.

— И что же он сказал?

Шей сделал гримасу.

— Я не знаю.

— Ты не…

— Она не сказала бы мне.