Зинаида Львовна попыталась убедить Машу не отвергать Барятьева столь решительно и попросить у него время, чтобы подумать над его предложением. Но князь заявил, что никоим образом не хочет выдавать Машеньку замуж против ее желания, и тоже отказал графу, который сразу же покинул Полетаево и, по слухам, вскоре вернулся в Петербург, а потом, кажется, уехал то ли в Ниццу, то ли в Канны.

Барон был более сдержанным в проявлении своих чувств, не преследовал Машу ухаживаниями и не докучал комплиментами. Из-за плохо зажившей раны на ноге он почти не танцевал и проводил вечера большей частью в кресле где-нибудь поблизости от старших Гагариновых.

За последние дни они почти не разговаривали друг с другом, тем более никогда не оставались наедине, но Маша постоянно ощущала на себе взгляд темных, смотрящих чуть исподлобья глаз. Иногда они встречались глазами, и девушка поспешно отводила взор, испытывая странное чувство, будто кто-то неизвестный проникает к ней в душу и цепкими сильными пальцами сжимает ее сердце, отчего оно превращается в маленький кусочек льда. В последнее время непонятное беспокойство поднимало ее из постели, и она ночь напролет мерила шагами спальню, подходила к окну и распахивала его настежь, всматриваясь напряженно в густую ночную темноту, окутавшую притихший старинный парк.

Из-за деревьев, закрывавших от нее господский дом, доносились веселая музыка, смех, взрывы шуток и крики восторга, когда над кронами деревьев взлетал вверх разноцветный сноп фейерверка.

В эти минуты Маша особенно сильно чувствовала свое одиночество, заброшенность и ненужность. С каждым днем все настойчивее и упорнее ее кружило, манило, затягивало в сладостный омут, а то вдруг заставляло витать в облаках необычное, совершенно неизвестное до сей поры ощущение. Воображение дополняло его прекрасными видениями, от которых мучительно ныло сердце, ведь Маша ясно понимала, что ее мечтам, слишком смелым и оттого нереальным, никогда не суждено сбыться. Но она до сих пор просто-напросто не подозревала, что и тревоги ее, и волнения – не что иное, как предчувствие любви, которая пропитала воздух, вобрала в себя ароматы лета и наполнила ожиданием счастья сердца молодых людей, гостивших этим летом в ближайших имениях.

В самом же Полетаеве вся атмосфера, весь воздух казались настолько пронизанными любовью, что даже отъявленные холостяки вдруг начинали красноречиво вздыхать и посылать томные взгляды в сторону какой-нибудь уездной Афродиты. И недаром Маша, для которой все было впервые, никак не могла разобраться в охвативших ее странных желаниях, маялась, страдала, но ответов на свои вопросы не находила...

Вечером проходу не было от парочек, гуляющих по аллеям парка, уединившихся в беседках или в тенистых зарослях на берегу пруда. Тихие шепоты, звуки быстрых поцелуев, смущенный смех барышень преследовали ее повсюду, и Маше приходилось быть постоянно начеку, чтобы ненароком не натолкнуться где-нибудь в особо укромном месте на самозабвенно воркующих влюбленных. И до поры до времени ей это удавалось, пока сегодня после обеда она не отправилась прогуляться верхом.

Задумавшись, Маша отпустила поводья и не заметила, как Ветерок доставил ее к подножию Богатырского холма. Наконец-то она была одна и могла вдоволь насладиться тишиной и покоем, которых ей так недоставало в княжеском доме.

Она спешилась, отпустила Ветерка пастись, а сама устроилась в тени огромного камня с каким-то французским романом в руках. Но роман на этот раз попался неимоверно скучный, к тому же она почти не спала ночью, поэтому немудрено, что, прочитав первые две страницы, она незаметно для себя вначале задремала, а потом крепко заснула.

Разбудили ее громкие голоса по другую сторону камня, за которым она лежала. Маша подняла голову, выглянула из-за него и тут же испуганно пригнулась.