Этот магазин мало чем отличался от других дорогих магазинов, расположенных неподалеку. На первом этаже располагался торговый зал, второй был административным, здесь же была и скупка изделий. На окнах цокольного этажа и на белом навесе, сделанном в виде раковины, от руки было выведено: «Клод Яссель».
Хеопс закурил коричневую египетскую сигарету и выпустил к потолку едкий дым. Поставив на пол чемоданчик, он встал и начал нервно ходить по комнате. Ему не терпелось обменять ювелирные изделия, которые он принес, на шестизначный чек. Сигарета догорела почти до конца, Хеопс оглядел комнату в поисках пепельницы, но ее, как всегда, не было. Пришлось стряхнуть пепел за обшлаг брюк.
Наконец в кабинет вошел высокий, солидного вида мужчина в очень дорогом костюме.
– Бонжур, месье Хеопс, – бросил он отрывисто.
– Бонжур, месье Боннард, – ответил Хеопс сладким голосом, сел на прежнее место, незаметно затушил пальцами окурок и тоже сунул его за обшлаг брюк.
– С чем пожаловали на сей раз, месье Хеопс? – резко спросил Боннард.
Хеопс нервно улыбнулся, золотой зуб у него во рту ярко вспыхнул.
– У меня есть кое-какие ювелирные изделия, с которыми мне бы хотелось распрощаться. – Он вытер вспотевший лоб. – Благоразумно, конечно.
– Естественно. – На сей раз Боннард позволил себе некое подобие улыбки.
Хеопс, впрочем, благоразумием не отличался. Он подхватил это слово у замужних женщин, которые пользовались им, попав в беду или оставшись без денег. Эти матроны настаивали, чтобы их драгоценные камни перед продажей были вставлены в другую оправу – не дай бог узнают, что они находятся в стесненных обстоятельствах! Хеопс, однако, никогда не настаивал на другой оправе. Для него слово «благоразумие» означало, что никто не должен знать, кому принадлежат драгоценности.
– Вещь удивительная! – восторженно воскликнул он. – Это ожерелье достойно самой императрицы.
– Нельзя ли посмотреть? – Боннард протянул руку.
– Конечно. – Схватив чемоданчик, Хеопс открыл его и, вытащив продолговатую изящную коробочку, положил ее на стол, поближе к Боннарду. На крышке было напечатано: «Ван Клиф и Апель».
Ювелир бесстрастно открыл крышку. Достав из ящика стола бархатную салфетку, он разложил на ней колье. Сапфиры вспыхнули синим огнем. Окружавшие их бриллианты засверкали, словно лед. Дыхание Хеопса участилось, но Боннард даже не взглянул на него. Он включил мощные лампы и потянулся за лупой. В данный момент самый прекрасный драгоценный камень для него ничем не отличался от простого обручального кольца. Это был просто товар. Только когда он будет показывать товар потенциальному покупателю, его отношение к нему изменится. Тогда он будет лебезить, нахваливая колье самыми пышными фразами.
– Лучший образец, не так ли? – спросил Хеопс улыбаясь. Боннард молча изучал каждый камень.
«Сноб, – подумал про себя Хеопс. – Он считает, что лучше всех разбирается в камнях». Чтобы как-то отвлечься, он стал заниматься подсчетами. Возможно, ему удастся получить за колье половину его продажной цены, а эта цена, насколько он знал, была не меньше двухсот пятидесяти тысяч франков. Он поздравил себя с тем, что ему удалось купить его всего за каких-то пятнадцать тысяч. Возможно, Боннард купит его за сто двадцать пять тысяч. Доход в сто десять тысяч – совсем неплохая цена за один поход к ювелиру. Да, совсем неплохая. Остается надеяться, что женщина, которая продала ему колье, будет и дальше приносить ему свои драгоценности. Скорее всего так оно и будет, она ведь не пошла к более дорогим ювелирам и не знает, что он не сдержал своего обещания по части продажи изделий. |