— Я сожалею. — Он сдерживал себя. — Я в самом деле сожалею.

— О! — Я старался понять, за что он извиняется. — Все в порядке, Себастьян, — сказал я торопливо. — Не беспокойся об этом.

— Я знаю, мама никогда не простит.

На миг я перенесся на террасу, увидел маленькую птичку, заливавшуюся сладкой трелью на балюстраде. Я замер в своем кресле.

— Я просто очень был на нее сердит, — сказал Себастьян, — за то, что она назвала Эльзу некрасивой толстой еврейской девушкой без осанки и шарма. Это очень подлое замечание.

— Безусловно, это бестактно, — сказал я, — но не забывай, твоя мать была в сильном потрясении. Себастьян… это не то, о чем мы говорим… что именно побудило тебя сделать то необычное замечание относительно твоей матери и Джейка?

— Да ничего особенного. Я просто видел, как они однажды вечером вместе пили вино, когда тебя не было дома, вот и все.

— Да, твоя мать упоминала об этом. Она тогда же рассказала мне об этом. Но почему такой незначительный инцидент показался тебе необычным, и ты не только запомнил его, но и упомянул о нем месяц спустя?

— Я не знаю, — сказал Себастьян. Он задумчиво сдвинул брови и напомнил мне глиняную фигурку обезьянки в магазине новинок, которая разглядывает человеческий череп. Я уже отчаялся вытянуть из него более или менее связное объяснение такого странного поведения, как он внезапно сказал:

— Это, наверное, потому, что мать пила виски.

Глава шестая

В комнате была тишина, но в моей памяти прокручивался недавний разговор, и в ушах звенело колоколом: «Какого дьявола мы попусту теряем время, обсуждая алкогольные привычки Алисии?»

— Алисия не пьет виски, Джейк.

— Знаю, знаю, Корнелиус.

— Вы пили виски, когда я пришел. Я полагал…

— О, да, конечно, Джейк…

Это выглядело, как спектакль: Алисия, плохо знавшая свою роль и путающая реплики, Джейк, подсказывающий ей правильную линию, Алисия, исправляющая свои промахи так ловко и быстро, что я, как зритель, захваченный внешним действием, не обращал внимания на скрытую драму, короткими вспышками возникавшую перед моими глазами.

Я пристально смотрел на Себастьяна. Он снова заговорил. Я изо всех сил старался полностью сосредоточиться на том, что он говорил, но при этом часть моего мозга была поглощена навязчивыми мыслями: это неправда, не может быть правдой, это слишком поспешный вывод, порожденный расстроенными нервами, плод больного воображения, этому нельзя верить, выбрось это из головы.

— Да, — размышлял между тем Себастьян вслух, — так оно, вероятно, и было. Ты ведь знаешь все эти смешные старомодные идеи матери о том, что следует пить женщинам. Она сама не пьет ничего, кроме хереса, делая исключение из этого правила лишь в редких критических ситуациях. Помнишь тот случай, когда Эндрю сломал ногу в Бар-Харборе, и ты успокаивал ее с помощью мартини. Когда я в тот вечер заглянул в «золотую комнату», мать пригласила меня выпить с ними. Я сразу заметил, что Джейк пил виски. Я обратил на это внимание, так как на столе, рядом с ведерком для льда стояла бутылка виски, кажется, «Грант», нет, «Джонни Уокер» с черной этикеткой, а не та плебейская дрянь, которая тебе нравится… и я не удержался от искушения сделать глоток. Затем я с удивлением обнаружил, что стакана с хересом нет и мать пьет то же, что и Джейк. Я, разумеется, не вижу причин, по которым мать не может позволить себе выпить виски в ее-то возрасте, но эта сцена засела в моем мозгу. Я подумал: «Вот до чего докатилась моя мать — хлещет виски с чужим мужиком».