— Она не поедет в санаторий, а я не смогу ее заставить поехать. У нее, может быть, и психоз, но это не тот психоз, при котором начинаются галлюцинации и мерещатся зеленые человечки. Вики пока еще справляется. Она держится перед детьми и, конечно, перед тобой. Нейл, что бы ни случилось, ты не должен говорить Вики, что знаешь обо всем. Это ее убьет. Для нее очень, очень важно думать, что ты считаешь ее здоровой, счастливой и что наша семейная жизнь сложилась наилучшим образом.

У меня было ощущение человека, заблудившегося в темной аллее и видящего высоко на вершине холма огни красивого дома, а за освещенными окнами — людей, находящихся далеко за пределами досягаемости. Я видел Эмили, и Алисию, и Себастьяна, и даже Эндрю, и Кевина, и Джейка, а также Вики, прижавшуюся лицом к окну с безмолвной мольбой о помощи. Но я был далеко от нее. Я не мог выбраться из этой аллеи, хотя искал и искал выхода из нее, чтобы добраться до того дома на холме.

— О, Боже, сколько уже времени? — встревожился Сэм. — Мне надо скорее идти, вдруг я буду нужен Вики.

Положив сигарету, он допил мартини и сказал с деланным оптимизмом:

— Ладно, как-нибудь выкарабкаемся, я люблю ее, и это самое главное, верно? Мы одолеем эту проблему в конце концов.

— Да, конечно, Сэм. Если я что-нибудь могу сделать…

— Нет, не сейчас. Выговорившись, я чувствую себя гораздо лучше. Спасибо, Нейл, что ты выслушал меня. Извини, я понимаю, что это было дьявольски трудно.

— Я рад, что мы поговорили.

На улице было холодно, дул резкий ветер из замерзшей глубины материка. Мы остановились у машин, чтобы попрощаться. Вдруг он спросил:

— Сейчас между нами все нормально, не так ли?

— Да, Сэм, все в порядке, — ответил я.

— И мы будем снова слушать «Александер Рэгтайм бэнд»?

— Да. И разговаривать. Как раньше.

— Отлично. Я потерял было тебя, это продолжалось так долго… Кстати, ты все еще видишься с Терезой?

— Я еду к ней прямо сейчас.

— Забавно, каким незначительным все это кажется теперь… Ну, ладно, передай ей от меня привет, хорошо? Я так всегда ее любил.

Он сел в свой «мерседес» и, отъезжая, помахал мне рукой. Я тоже помахал ему. Затем я погрузился в свой «кадиллак» с таким ощущением, как будто у меня были переломаны кости, и потащился через весь город в Дакоту.

Мы с Терезой напоминали определенный тип семейной пары. Мы ссорились иногда, занимались время от времени сексом, смотрели телевизор и тайно наслаждались нашим будничным домашним уютом. Наши отношения стали привычкой, от которой трудно отказаться, как от курения.

С тех пор, как мы впервые встретились, Тереза изменилась. Она, наконец, вернулась к своему раннему, естественному стилю, стала рисовать меньше, но лучше, а в свою жизнь внесла организованность и порядок: поддерживала чистоту в доме, стала лучше одеваться, следила за своим весом. На смену «левым» книгам пришли сначала романтические новеллы, а затем популярные брошюры по психологии и диете. Когда она рассталась с богемными замашками и стала вести жизнь обывателя среднего класса, я начал думать, что она рассматривает наши отношения как неофициальный брак, а не как любовную интригу. Я предложил ей счет у «Зака», но она ответила, что предпочитает «Блюмингдэйла». Я предложил ей выбрать подарок у Тиффани, она потратила полчаса и выбрала в конце концов громадную золотую булавку. Раз в год, в день рождения, я приглашал ее обедать. Раньше, бывало, она тащила меня в какой-нибудь дешевый деревенский трактир с национальной кухней, теперь же мы ходили в роскошные рестораны в центре города.