Слышался возбужденный гул голосов. В глубине залы виднелось возвышение — что-то вроде кафедры для оратора. Справа от нее за столом сидели двое. Перед ними лежали листы бумаги.

— Вот он, «друг народа»! — шепнул доктор Вильгельми графу, который вместе с Ульрихом протиснулся поближе к кафедре.

— Этот невысокий лысый толстяк с белокурой бородкой?

Да, господин Миллер-Мильгаузен, он и выступит с речью.

Эбергард посмотрел внимательно на человека, который вызвался защищать интересы народа, вернее, рабочего класса. Граф отлично сознавал всю тяжесть возложенной на себя Миллер-Мильгаузеном ноши — ведь для этого нужны недюжинная сила, умение и энергия. Но отвечает ли всему этому самозваный защитник народа?

И чем дольше граф всматривался в умное и хитроватое лицо демагога, тем более он сомневался в его способностях.

Зазвонил колокольчик; возле колонн, поддерживавших галереи, появилось несколько полицейских; голоса смолкли, и оратор взошел на кафедру.

Раздались нестройные рукоплескания, «друг народа» поблагодарил за приветствия и первым делом стал говорить о собственном бескорыстии, потом перешел на произвол аристократов и высокопоставленных чиновников, и, сопровождаемый одобрительными выкриками мастеровых, приступил к обсуждению дела машиниста Лессинга. Из слов Мильгаузена следовало, что интриги одного из сильных мира сего сделали Лессинга нищим, так что уже две недели он не может платить жалованье своим работникам, вследствие чего их семейства не имеют в доме даже куска хлеба.

Этот пример был общеизвестным фактом, и он еще больше разжег толпу, тем более что оратор после каждой фразы восклицал:

— Положив руку на сердце, скажите, братья, прав ли я?

— Да! Да! — раздавались голоса.— Вот это настоящий защитник!

Эбергард спокойно следил за каждым словом оратора; но лицо его становилось все мрачнее по мере того, как «друг народа», вместо того чтобы наставлять толпу на путь истинный, развивать и образовывать ее, воспользовался случаем с камергером, чтобы показать себя и взбудоражить собравшуюся публику.

Когда, наконец, оратор заключил свою речь словами: «Теснее ряды вокруг вашего вернейшего друга, который говорит сейчас с вами», и они сопровождались криками одобрения, Эбергард подошел к столу и попросил слова.

Непросто было взойти на кафедру, с которой «друг народа» только что сошел с торжеством победителя. Все взоры были обращены на незнакомца, одетого в костюм рабочего.

— Я должен вам объяснить,— проговорил Эбергард своим низким, звучным голосом, когда в зале наступила тишина,— что не люди слова, а люди дела — ваши настоящие друзья. Не верьте всякому, кто льстит вам и хочет быть вашим вождем. Нетрудно отрывать вас от работы и сзывать сюда для того, чтобы наговорить вам красивых слов; истинный друг может указать вам только три составляющих на пути к благоденствию — это образование, умение владеть собой и благосостояние.

Послышались недовольные крики, «друг народа» скептически улыбался, но Эбергард спокойно продолжал:

— Тот из вас, кто имеет справедливую жалобу, пусть обратится к мастеру Ульриху, которого вы все знаете и уважаете; что последует за этим, я объяснять вам здесь не стану, достаточно сказать, что ему окажут помощь.

— Кто это? Тоже пустые слова! — слышались отдельные голоса.

— Завтра вы перемените свое мнение,— сказал все так же уверенно Эбергард.— Ступайте по домам и принимайтесь за работу. Помните, что только труд ваших рук приносит неоценимую пользу людям. Не возмущайтесь, что торжествуют богатые и знатные, не придавайте этому слишком большого значения, работа делает человека довольным самим собой и достойным даров, которыми его наделил Бог.