От ворот через парк к подъезду вела широкая аллея, усыпанная красным песком. Ветви деревьев в молодой листве смыкались над ней.

Следы колес и лошадиных копыт показывали, что они прибыли далеко не первыми.

На круглых лужайках парка пестрели статуи, фонтаны и большие хрустальные шары, отражающие в миниатюре окрестности.

Странный контраст с этим мирным пейзажем представляли пушки, выставленные вдоль дороги, но они, без сомнения, находились здесь преимущественно для украшения.

Карета князя подъехала к подъезду, украшенному высокими колоннами.

Здесь в больших старинных дверях толпились егеря и лакеи.

Слуга князя быстро соскочил с козел и, отворив дверцы кареты, присоединился к стоящим в дверях.

В вестибюле дворца прибывающих гостей встречал герцог Морни, которому была поручена эта обязанность.

Самого императора ожидали через час.

Герцог Морни, дородный мужчина в годах, двоюродный брат Наполеона, своей любезностью к князю Монте-Веро подтвердил то участие, которое император принимал в Эбергарде, этом «друге двух монархов», как он называл иногда князя.

Разнаряженный в такой же роскошный охотничий костюм, как и у Эбергарда, герцог Морни проводил князя и мальчика в предназначенные им покои и попросил явиться к ужину в приемную залу дворца.

Эбергард и Иоганн первым делом распаковали багаж, который внес слуга, переоделись и отправились в зал, освещенный целым морем огней, где все свидетельствовало о пышности предстоящей охоты.

На стенах, украшенных высокими зеркалами, висели ветвистые оленьи рога; окна были полузадернуты зелеными занавесями, вдоль стен на мраморных столах красовалось дорогое оружие.

Посреди зала был накрыт стол на тридцать персон.

Герцог Морни, занимавший гостей, пошел навстречу князю, чтобы познакомить его с теми из приглашенных, кого он не имел чести знать. То были: дон Олоцаго, посланник королевы Изабеллы, со своим сыном юным графом Рамиро де Тэба; молодой на вид принц Меттерних; лорд Мотервиль, член английского посольства (посланник находился в это время в Лондоне); маркиз де Монтрикур и прусский посланник, страстный любитель охоты.

Остальные гости, собравшись отдельными группами, разговаривали между собой, всех их Эбергард знал. То были посланники Италии и Америки, несколько маршалов.

Представительный и учтивый князь Монте-Веро, судя по всему, очень понравился дону Олоцаго и его сыну молодому графу де Тэба, потому что они никак не могли наговориться.

Дон Олоцаго, этот тонкий дипломат, проницательным взором угадал в князе Монте-Веро человека просвещенного и благородного.

Пока дон Рамиро, молодой офицер испанской армии, разговаривал с живым и бойким Иоганном, Олоцаго вполголоса, как это принято среди дипломатов, высказывал удивление, отчего столь достойный человек редко появляется при дворе.

— Благородный дон, — отвечал Эбергард из любезности на испанском языке, которым владел так же свободно, как и немецким, французским, английским и португальским,— я имею привычку сторониться придворных увеселений. Иначе я давно уже имел бы честь испросить для себя ваше покровительство.

— Всегда рад вам услужить, дорогой князь!

— Спасибо, благородный дон,— отвечал Эбергард,— ваша помощь очень пригодилась бы, когда мне, преодолевая множество затруднений и угроз, необходимо было проникнуть в один испанский монастырь.

Олоцаго пожал плечами.

— Добрейший князь,— произнес он с тонкой улыбкой,— при мадридском дворе сутаны, к сожалению, имеют большой вес, и это несмотря на то, что мои друзья и единомышленники прилагают все усилия, чтобы ограничить их тлетворное влияние. Впрочем, если я не ошибаюсь, то же самое происходит и в Рио.

— Вы ошибаетесь, благородный дон. Император Педру…

— Ваш друг, как говорят…

— …энергичный, деятельный человек, не подчиняющийся воле эгоистичных и властолюбивых монахов.