Леона не ошиблась в своем расчете: она знала, что Тереза послужит ее целям, потому что кроме голоса вся ее фигурка, все формы были настолько соблазнительны, что каждый мужчина смотрел на нее с вожделением.

Но мы отвлеклись и забежали вперед. После того как Тереза пропела несколько песенок, на сцену вышли восемь пар танцовщиц, одетых в испанские наряды, и начали танцевать фламенко. Короткие платьица не скрывали стройных ножек в розовых трико и сапожках из красного атласа; маленькие ручки в белых перчатках держали кастаньеты, которыми они щелкали в такт дикой и громкой музыке. Затем появились девушки в старинных испанских костюмах. Шелковые накидки, обшитые галунами, грациозные шапочки, коротенькие, до колен, панталончики с бантиками и белые шелковые прозрачные чулки — право же, восхитительный наряд!

Под громкую ритмичную музыку они стали исполнять танец, какого никто из зрителей никогда еще не видел. Своей страстностью, дикой распущенностью и в высшей степени свободными телодвижениями он превосходил все испанские и португальские танцы. Глаза присутствующих не могли оторваться от танцовщиц, с таким умением они демонстрировали свои прелести. То был канкан, самый настоящий канкан, развратный танец, очередное дьявольское изобретение графини. И исполнен он впервые в Ангулемском дворце.

После этого танца герцоги, маркизы, лорды, бароны — словом, все присутствующие, одержимые страстью, подхватили веселых танцовщиц под руки и повлекли их в ниши и укромные беседки в парке. Графиня радовалась, видя очередной успех своей новой затеи, и все же чело ее иногда омрачалось.

— Все, все они рабы своей страсти,— восклицала она,— все они рабы греха. Один только мне противится, один он не похож на них!

Она имела в виду Эбергарда, честного благородного человека, которого она ненавидела еще больше за то, что чувствовала его высокое нравственное превосходство над собой. С Маргаритой дело было улажено, Жозе в точности исполнил все приказания графини. Теперь оставалось только покончить с князем Монте-Веро.

Леона прогуливалась по террасе и увидела троих мужчин, которые шли к ней. Это были барон Шлеве, Ренар и Эдуард. Двух последних она не сразу узнала, так тщательно и изысканно они, бывшие каторжники, были одеты и внешним видом ничем не отличались от остальных гостей.

Они о чем-то оживленно беседовали, но, подойдя ближе, умолкли. Эдуард остался в парке, а Шлеве и Ренар-Фукс поднялись на террасу.

— Милостивая сударыня,— обратился к ней Шлеве,— позвольте представить вам непримиримого врага человека, который живет на улице Риволи в своем великолепном особняке.

— Мы давно уже знаем об этой вражде, барон,— с улыбкой ответила Леона.

— Прекрасная монахиня, милостивая игуменья! — кланяясь, прошептал Фукс. Он давно уже догадался, что графиня Леона Понинская и таинственная незнакомка, содействовавшая его смелым планам,— одно и то же лицо.

— Господин Ренар только что уверял меня, что не будет спокоен, пока не отомстит за свое пребывание в Тулоне,— сказал Шлеве.

— И господин барон одним только словом указал мне средство — гениально простое именно тем, что находится под рукой.

— Вы хотите сказать, что только одаренные люди знают истину? — усмехнулась графиня.— Я с вами совершенно согласна.

— Через несколько дней, графиня, вы получите известие с улицы Риволи и поймете, что господина Ренара нелегко укротить! — проговорил Шлеве, сверкнув глазами, и его лицо приняло саркастическое выражение.

— Любопытно узнать, что же это будет за известие?

— Пока что это тайна, милостивая сударыня.

— В таком случае, не буду спрашивать, я ведь ужасно люблю все таинственное.

— Когда тайное станет явным, оно несомненно заслужит ваше одобрение, графиня,— сказал Фукс.