В дверной нише, мимо которой она проходила, шевельнулась огромная тень, и у Темперанс замерло сердце.

Она услышала звучный голос лорда Кэра.

— Добрый вечер, миссис Дьюз.

Она остановилась, с возмущением подбоченясь.

— Что это вы здесь делаете?

Она увидела, как под треуголкой удивленно поднялись его брови.

— Жду вас.

— Вы следите за мной!

Он, нисколько не смущенный ее обвинением, кивнул:

— Так и есть, миссис Дьюз.

Она раздраженно вздохнула и пошла дальше.

— Вам, должно быть, страшно надоело играть в такую детскую игру.

Он усмехнулся, и ей показалось, будто его плащ прикоснулся к ее юбкам.

— Вы и понятия не имеете.

Неожиданно она вспомнила его поцелуй, уверенный, горячий и совсем не нежный. Вспомнила, как забилось сердце, как кожа стала влажной от пота. Он представлял собой угрозу, угрозу всем ее эмоциям, которые она так напряженно сдерживала. Она резко ответила:

— Я не развлечение для скучающего аристократа.

— А разве я это говорил? — спокойно спросил он. — К кому вы приходили в этот дом?

— К Полли.

Он стоял позади нее так тихо, что можно было подумать, что он превратился в призрак.

Темперанс вздохнула. Любой другой джентльмен — особенно аристократ — отвернулся бы от нее при таких язвительных словах и в праведном мужском гневе оставил бы ее. Какую бы игру ни вел лорд Кэр, он был терпелив.

И кроме всего прочего, приют нуждался в попечителе.

— Полли — это наша кормилица, — уже спокойнее объяснила Темперанс. — Вы помните, той ночью, когда мы встретились, я принесла в приют еще одного ребенка. Я поместила младенца, очень слабую девочку, у Полли, чтобы она выкормила ее. Малышку зовут Мэри Хоуп.

— Кажется, вы… — Он умолк, словно раздумывая над тоном ее голоса. — Огорчены.

— Мэри Хоуп не сосет, — сказала Темперанс.

— Значит, этот ребенок умрет, — отчужденно сказал Кэр. Она остановилась и резко повернулась к нему.

— Да! Да, Мэри Хоуп умрет. Почему вы так равнодушны?

— А почему вы так неравнодушны? — Он остановился, как обычно слишком близко от нее, и ветер развевал его плащ, который, как живой, обхватывал ее юбки. — Почему вы так переживаете из-за ребенка, которого едва знаете? Вы ведь знали, что ребенок болен, возможно, уже умирает, когда несли его в приют?

— Потому что это моя работа, — яростно заявила она. — Это причина, по которой я просыпаюсь, причина, по которой я ем и сплю, эта причина — забота о детях. И содержание приюта.

— И это все? Вы не любите самого ребенка?

— Нет, конечно, нет. — Она повернулась и пошла дальше. — Я… я, конечно, беспокоюсь о каждом ребенке, но позволить себе, любить умирающего ребенка было бы верхом глупости. Не думайте, что я этого не понимаю, милорд.

— Какая самоотверженность, — с легкой насмешкой сказал он. — Настоящая мученица. Да вы, миссис Дьюз, просто святая. Вам не хватает только нимба и окровавленных ладоней.

Резкий ответ уже был готов сорваться с ее языка, но Темперанс сжала губы и проглотила слова.

— И все же, — где-то позади, близко от нее, заговорил лорд Кэр. — Интересно, можно ли запретить себе полюбить ребенка? Некоторым это, наверное, легко, но в вас, миссис Дьюз, я очень сомневаюсь.

Он раздражал ее, и она ускорила шаги.

— Вы считаете себя знатоком эмоций, милорд?

— Вовсе нет, — тихо ответил он.