Наконец Элизабет удалось обратить взгляд на стоявшую перед ней тарелку с золотой каемкой, от которой поднимался парок и исходил потрясающий аромат. Ужин, которым граф потчевал их с тетей Софи, был поистине восхитительным: суп из устриц, тюрбо в соусе из омара, пирог, начиненный трюфелями и куропатками, телятина с грецкими орехами в сладком соусе, засахаренная морковь и капуста, тушенная в масле. Среди прочего на десерт обещали подать яблочный пудинг.

Граф уплетал за обе щеки, да и тетя Софи от него не отставала.

— Бог мой! — воскликнула толстушка, на секунду оторвавшись от еды. — Все необыкновенно вкусно. Ваша кухарка, милорд, превзошла сегодня саму себя.

— Благодарю вас. Я непременно ему об этом скажу.

— Ему? — переспросила тетя Софи. — Так ваш повар мужчина?

— Да.

— А с ним вы тоже познакомились во время ссылки?

Элизабет едва не поперхнулась.

— Тетя Софи, не думаю, что его светлости приятно обсуждать свое прошлое.

— Напротив. — Рейвенуорт глотнул вина. — Я провел на Ямайке семь лет, и нелепо было бы притворяться, что их не было. Что же касается моего повара… Нет, я познакомился с Вэлкором не на Ямайке. Он служил в Рейвенуорт-Холле еще при жизни отца. Он и Эдвард Пендергасс были среди тех немногих, что не бросили меня, когда я вернулся в Англию.

Любопытство придало Элизабет смелости. Ей так хотелось узнать о графе как можно больше!

— А как вам жилось на чужбине, милорд? Там так ужасно, как все об этом говорят?

Откинувшись на спинку стула, граф вытянул длинные ноги.

— Сначала да. Я никак не мог поверить, что я действительно нахожусь в чужой стране, что я и в самом деле заключенный и что в течение целых семи лет моя жизнь будет в чьей-либо власти.

Он покачал головой.

— Плавание было просто кошмарным, а когда мы наконец добрались до острова, лучше не стало. С нами обращались как со скотиной, хотя, по правде говоря, многие из заключенных заслуживали подобного обращения: убийцы и воры, грабители, воры-карманники и жулики. Но были среди осужденных и порядочные люди, которые просто оступились.

— Как Фредди Хиггинс, — подсказала Элизабет.

— Как Фредди, и Тео, и Элиас. Обстоятельства сложились так, что эти люди вынуждены были пойти на преступление, однако они твердо решили по возвращении в Англию встать на праведный путь.

— И вы им в этом помогли, — заметила Элизабет.

Граф пожал плечами:

— Я сделал то, что смог. Каждый из них так или иначе помог мне в свое время.

— Очень благородно было с вашей стороны дать этим несчастным возможность начать новую жизнь, — вмешалась в разговор тетя Софи. — Только, думаю, ни один из представителей высшего общества так бы не поступил… Впрочем, вас к ним все равно нельзя отнести.

Элизабет вспыхнула от такой бесцеремонности, однако Николас лишь усмехнулся.

— Что верно, то верно, — согласился он.

— Вы сказали, что сначала было ужасно, — напомнила Элизабет. — А потом стало лучше?

Граф кивнул и сделал еще глоток вина. Как ни старался он выглядеть безразличным, лицо его приняло суровое выражение: похоже, воспоминания доставляли ему боль.

— Первые несколько лет я работал на сахарной плантации. Это был каторжный труд, да еще всякие насекомые, жара. Через четыре года плантацию приобрел новый владелец. Его звали Рейли Татум. Это был честный и работящий человек, стремящийся к процветанию своего дела.