— Хватит, — сказал Йозеф. — Отныне в присутствии Лили воздерживайтесь, пожалуйста.

— Ладно-ладно. — Прямой приказ не помешал Гудрун походя резко хлопнуть Лили по загривку. Больно ей точно не сделали, но Лили тут же откликнулась: звучно втянула воздух, дернула головой в сторону и повела плечами. Нежный, цвета лепестков дикой розы, румянец проступил у нее на щеках. Глаза прояснились. Она сморгнула и сфокусировала взгляд, но не на Йозефе, сидевшем напротив, а на точке где-то над его левым плечом.

— Vous êtes qui? — Голос у Лили был низкий, мелодичный и для Йозефа очень приятный. Он уставился на нее, завороженный цветом ее радужек — ярко-сине-зеленых, почти бирюзовых, с кольцами янтарных крапин вокруг зрачков. Теперь, когда лицо ее оживилось, он осознал, что Лили наделена редкой красотой, а черты ее идеально симметричны, пропорциональны. Смутный образ какой-то картины замаячил над утесом его памяти. Он попытался вспомнить художника. — Vous êtes qui? — повторила она и, не получив ответа, продолжила: — És ön? Cine esti tu? Kim? — Она чуть возвысила голос. — Kim pan jest? Kdo ar tebe? Wer sind Sie? Кто вы? — Губы продолжили двигаться, но Йозеф не смог уловить слов.

— Простите, фройляйн. Меня зовут Йозеф Бройер. Я врач…

— Йозеф Роберт Бройер, — проговорила Лили, впервые глядя на него в упор. — Родился в Вене 15 января 1842 года, окончил Академическую гимназию в 1858-м…

— Все верно, — сказал Йозеф слегка ошарашенно. — А вас как зовут?

— У меня нет имени. — Лили повернула руку запястьем кверху. — Только номер.

— Номер? — фыркнула Гудрун. — Сколько еще эту ерунду?.. — Йозеф метнул в нее предостерегающий взгляд, после чего вновь обратил все внимание на девушку.

— У всех есть имя, фройляйн. Так мы отличаем одного человека от другого.

— С чего вы взяли, что я человек? — Лили пристально глядела на свой неплотно сжатый кулак и медленно разогнула пальцы, явив белую бабочку — ее пятнистые крылья чуть помялись, но, видимо, не пострадали: бабочка мгновенно спорхнула прочь и присоединилась к нескольким другим, бесцельно выплясывавшим восьмерки под потолком. — Так много, — пробормотала она. — Тысячи, миллионы, по одной на каждую сворованную душу. Их уже слишком много, не сосчитаешь.

— Ах да, — согласился Йозеф, — бабочки издавна ассоциировались с человеческой душой. В греческой мифологии…

Лили сомкнула пальцы.

— Не бабочки. Они — цветы.

Йозеф глянул на Гудрун. Поджав губы, та присела, надулась и перебирала край фартука. Он откашлялся и вернулся к обсуждению исключенности Лили из человеческой расы. Он улыбнулся.

— Не вижу причин не считать вас человеком.

— Я не принадлежу к человечеству. Сначала я была чистой идеей. Потом воплотилась в существо, на которое возложена очень важная задача.

Йозеф кивнул, но от высказываний воздержался.

— А родились вы здесь, в Вене? Нет? Может, вспомните, где провели детство?

— Я не рождалась. Меня создали сразу вот такой.

— Как и всех нас, — согласился Йозеф. — Создатель вселенной…

— Вы думаете, я — ангел? — спросила Лили, глядя прямо перед собой. — Нет, я и не ангел.