Через десять минут Энн была как новенькая: на лице косметика, волосы аккуратно уложены, блузка и юбка без единой морщинки. Пора показаться на людях.

Прежде чем выйти, Энн взяла Лаверну за руку и сжала ее.

— Спасибо, — слабо улыбнулась она.

Но старуха не отпускала ее руки.

— Объявился твой жених… — сказала она совсем тихо. — Но это же ничего не значит.

Энн опустила глаза.

— Да, Лаверна. Теперь все будет иначе.

Рода будто сковало с головы до ног, он не мог ходить, не мог двигаться, не мог ничего делать. Когда Энн появилась наконец в комнате, внутри у него все сжалось от боли. Она явно плакала — это было видно по красным кругам под глазами. И старательно отводила взгляд, будто боялась, что он прочитает по глазам ее затаенные мысли и желания.

Незадолго до этого на ранчо явилась Джилл Ботсфорд со своим верным телохранителем. И под ручку с Мэтью Гриффином — старшим партнером Энн по фирме. Как они нежно смотрят друг на друга! Род готов был поставить все состояние на то, что Гриффин так старается отнюдь не из желания помочь партнеру по бизнесу. У него в этом деле явно личный интерес.

— Шон! — бросилась Джилл к сыну так, будто он спасся с необитаемого острова.

На девушку, стоявшую рядом с ним, она не обратила ни малейшего внимания.

Род же не мог не думать о той, которую когда-то привел в свой дом. Викки была ослепительной красавицей. Родилась и выросла она в трущобах, где-то в Гарлеме, затем переехала на Западное побережье, работала там (кем, не уточняла) и, наконец, оказалась на юге. В постели она была просто великолепна, это надо признать, но, как понял (увы, слишком поздно) Род, постелью общение с девушками не исчерпывается. То, что детство она провела в нищете, не давало ей покоя. Она завидовала тем, кто жил в роскоши, кому все доставалось даром, в то время как ей приходилось потом и кровью зарабатывать себе на хлеб. Впрочем, все это были слова. Голодать Викки никогда не голодала, а работать по-настоящему не привыкла. Вот и начала воровать у Рода деньги, покупая на них безделушки. Он сначала ничего не подозревал, и лишь сцена, разыгравшаяся между ней и Лаверной, раскрыла ему глаза. Тогда в приступе ярости Викки дала старухе увесистую оплеуху и тем самым подписала себе приговор.

— Собирай манатки и выметайся отсюда! — спокойно произнес Род.

— Что? — не поняла Викки.

— Сама слышала. Между нами все кончено.

Вот тогда-то он понял, что такое настоящая женская ярость. Она набросилась на него с кулаками, но Роду было все равно. Он покидал в машину ее вещи, притащил ее саму и отвез в город.

Тогда-то она, по-видимому, и решила взять в оборот новую жертву — Шона.

…Джилл решила, что окружающие вполне убедились в ее теплых материнских чувствах и пора слегка пожурить Шона за то, что тот вел себя не вполне правильно.

— Как ты мог так поступить со мной?! — возопила она. — И что это за девушка? — Она указала на Викки.

Ну вот, кажется, начинается! Род скрестил руки на груди и приготовился к скандалу.

Шон не без гордости подтолкнул Викки к матери.

— Мама, познакомься. Это Виктория Пантис. А это моя мама, Джилл.

Викки протянула руку.

— Рада, что мы наконец познакомились, миссис Ботсфорд.

Джилл и не думала пожимать протянутую руку.

— И я, и твоя невеста — мы ужасно волновались за тебя, Шон, — произнесла она со змеиной улыбкой. И ловким маневром подвела его к Энн. — Но, к счастью, все кончилось благополучно, не правда ли? — продолжала Джилл.

— Миссис Ботсфорд… — Энн отрицательно покачала головой и отступила на шаг.

— Мама! — одновременно с ней проговорил Шон, безуспешно пытаясь высвободиться из материнской хватки.