Изменить размер шрифта - +
Другу моему чуть за тридцать, а телосложением он походит на грузовик «додж».

Первое, что я у него заметил, — наплечная кобура, а в ней уютно покоился очень приятный для глаза полицейский револьвер 38–го калибра. Меня в этом револьвере особенно привлекали патроны. Хотелось бы все шесть, но соглашусь и на три.

Сержант Каток очень внимательно изучал ножик для вскрытия писем.

Затем поднял голову.

— Какое приятное зрелище, — сказал он.

— Зачем тебе ножик для вскрытия писем? — спросил я, чтобы не выбиваться из жанра. — Сам знаешь, чтение не относится к числу твоих талантов.

— Все торгуешь грязными открытками? — осклабился он. — Тихуанскими валентинками? Для собаколюбов, да?

— Нет, — ответил я. — Слишком много фараонов просят образцы. Вымели все подчистую.

Было время, когда в сороковом на «Острове сокровищ» проходила Всемирная ярмарка. Частно-детективный бизнес шел очень медленно, и я пополнял свой доход, продавая туристам кое-какие «художественные» фотографии.

Сержант Каток любил надо мной из-за этого подтрунивать.

Многим в своей жизни я отнюдь не горжусь, однако самый худший мой поступок — обнищать вот так, как сейчас.

— Это орудие убийства, — сказал Каток, уронив ножик для вскрытия писем на стол. — Сегодня рано утром его нашли в спине у проститутки. Никаких улик. Только ее труп в парадном и вот это.

— Убийца перепутал, — сказал я. — Кому-нибудь нужно было отвести его в магазин канцтоваров и показать разницу между конвертом и шлюхой.

— Ну ты даешь, — покачал головой Каток.

После чего снова взял ножик для вскрытия писем.

Очень медленно повернул его в руке. От того, что я наблюдал, как он играет с орудием убийства, патроны к моему револьверу не приближались.

— Чего ты хочешь? — спросил сержант, не сводя глаз с ножика для вскрытия писем. — Ты же помнишь: когда я последний раз одалживал тебе доллар, я сказал, что это последний раз. Так чего же ты хочешь? Что я могу для тебя сделать? Только показать дорогу к мосту Золотые Ворота и вкратце объяснить, как прыгать. Когда ты выкинешь из головы эту блажь, что ты — частный сыщик, устроишься на оплачиваемую работу и слезешь с моей шеи? Идет война. На войне все нужны. Ты же, наверное, что-то умеешь, правда?

— Мне нужна твоя помощь, — сказал я.

— Ах черт.

Он наконец поднял голову. Отложил ножик для вскрытия писем, полез в карман и достал горсть мелочи. Очень вдумчиво отобрал из нее пару четвертаков, два дайма и никель. Выложил их на стол, после чего пододвинул мне.

— Это все, — сказал он. — В прошлом году ты стоил пять баксов, затем подешевел до одного. Теперь ты — семидесятипятицентовик. Найди себе работу. Ради всего святого. Есть же такое, что ты умеешь делать, нет? Одно я знаю точно: это не детективная работа. Мало кто согласится нанимать сыщика, у которого только один носок. Таких людей, наверное, можно пересчитать по пальцам одной руки.

Я надеялся, что Каток не заметит, но он, конечно, заметил. Одеваясь утром, я думал о Вавилоне и не обращал внимания, что у меня всего один носок. Пока не вошел в Зал правосудия.

Я хотел было сказать Катку, что мне его семьдесят пять центов не нужны — хотя, разумеется, они мне были нужны, — и на самом деле я пришел за патронами к моему револьверу.

Я попробовал оценить ситуацию.

Выбор ограниченный.

Я мог бы взять семьдесят пять центов и остаться во всеоружии или мог бы сказать: нет, денег мне не надо. А надо мне патронов к револьверу.

Быстрый переход