— Да что я, маленький, командир?

— Я тебе не командир.

— Ну, ладно, Князь. Какие проблемы? Все сделаю в лучшем виде.

У него действительно все четко вышло. Неслышно поднялся на чердак, засек у амбразуры чердачного окна стрелка, неслышно подкрался к нему по смеси опилок и шлака, накинул на шею «струнку», и нет стрелка. Огляделся, с биноклем, не высовываясь, обозрел противоположную сторону. Доложил командиру, передохнул чуток. А вот уж и рация заверещала на низких тонах:

— Аркан, у тебя как?

— Нормалек, — скупо ответил он.

— Стрелков не засек?

— Тихо.

— Будь внимателен, хозяин выходит из здания.

— Негоже раньше гостей выходить.

— Разговорился. Чего это голос у тебя такой хриплый?

— Простыл.

— Простыл, так и помолчи. Ему виднее. Спешит он, да и гости уже оделись, сейчас и их охрана высыпет. Посмотри с оптикой вокруг, нет ли какого шевеления.

— Тихо.

— Помни, головой отвечаешь.

Боец оглядел поникшую над тонкой кровавой полоской голову стрелка. Ни за что эта голова уже не могла отвечать.

За толчею перед усадьбой и он не отвечал. Он свое дело сделал. И так уж разговорился, лишнее внимание привлек. Самое время ему уходить, пока стрелять не начали. Не потому, что боялся стрельбы. А потому, что во время стрельбы у каждого свое место, закрепленное. И его место было сейчас на углу набережной и Бахметьевского переулка. На подстраховке. Чтоб какой-нибудь придурок — не важно, из охраны объектов или из ментов, — не вышел командиру за спину.

Он быстро собрался, хотел пяткой наступить на рацию, но передумал никогда не знаешь, когда вещь пригодится, — и сунул рацию в карман. Она была закреплена на определенной волне, и разговоры на этой волне могли оказаться в ближайшие минуты для него и его структуры достаточно интересными.

Наконец настало время «X».

Стрелок на другой стороне реки, уже не боясь, что его засекут (сигнал "площадка чиста" уже прошел), прицелился, настроив оптику на входную дверь особняка Михаила Амбарцумова.

Из машины с работающим двигателем вышел господин в длинном черном кожаном пальто и, вслушиваясь в «наводку», которую давал его боец, служивший в охране особняка, внедренный туда три месяца назад, двинулся в сторону парадного подъезда. Он шел к подъезду с правой стороны. А с левой в сторону подъезда медленно двинулась снегоочистительная машина, только что вывернувшаяся из переулка. Ее задача была — перекрыть движение на несколько минут, чтобы случайная машина не перекрыла Князю выход с набережной на магистраль.

Из особняка выскочил первым начальник охраны Михаила Амбарцумова Марат Абраев — крепко сбитый мужчина лет 35 в расстегнутом черном пальто, — одно движение, и из-под пальто мог появиться «магнум», а мог и «Калашников». Впрочем, никто не ждал ни «магнума», ни «Калашникова». Все знали, что Марат стреляет с двух рук из двух «вальтеров».

За Маратом шел, чуть пригнув лысую, без головного убора голову, высокий и плотный Амбарцумов, а уже за ним выскочили еще трое охранников, двое встали, держа наготове стволы, по сторонам подъезда, третий бросился к подкатившей к подъезду машине, распахнул дверцу.

Может, если бы Амбарцумов сразу, пригнувшись, юркнул в салон своего сизого «мерседеса», все бы и обошлось: машина бронированная. Хотя вряд ли. И в этом случае пуля его нашла бы. Но он на минуту застыл и, не видя идущего широкими шагами в его сторону человека в длинном черном кожаном пальто, обернулся на мгновение, оглядывая светящийся огнями, роскошно отреставрированный старый особняк.