Народу прибавилось. Петруха напряженно всматривался в лица приехавших. Первой из машины выбралась средних лет женщина с волевым лицом. Судя по поведению ее сопровождавших, она и была старшей в группе.
– Быстрова Ольга Николаевна, – проговорил мой приятель. – Старший следователь. Ничего ни плохого, ни хорошего о ней сказать не могу. Но сталкивался с ней только в качестве консультанта.
– А тебе что, приходилось бывать и в качестве подозреваемого? – живо поинтересовался я.
– Всякое случалось. Но с ней – нет. Один раз по дурости приставать к ней во время работы начал, вмиг отшила. И чего, спрашивается? Она же не замужем, – и тут Петруха расплылся в улыбке. – Теперь все в порядке. Вот и дружбан мой прибыл – Виталик, – и он, не дожидаясь приглашения, выбрался из машины, заспешил навстречу вышедшему последним из микроавтобуса эксперту.
Тот, кого Петруха назвал Виталиком, держал в руке матово поблескивающий алюминием профессиональный кофр, в зубах сжимал незажженную сигарету. Он тут же расплылся в улыбке, завидев патологоанатома, протянул руку.
– А тебя кто вызвал? – поинтересовался он у Петрухи.
– Не поверишь, но я на этот раз свидетель. К тому же случайный. Приятеля сопровождал. Он из наших, морговских, Маратом зовут.
Я обменялся с экспертом рукопожатием. Не знаю почему, но у людей, находящихся «при исполнении», почему-то ладонь всегда оказывается вялой, влажной и прохладной, как дохлая рыба. Хотя за рамками службы такого за ними может и не наблюдаться.
Старший следователь строго взглянула на эксперта, призывая его к порядку и субординации.
– Виталий, осмотрим место преступления.
На какое-то время нас предоставили самим себе. Ольга Николаевна с Виталиком и понятыми – соседями по даче – прошли в дом. Мы с Петрухой стояли на крыльце и ждали. Из комнаты слышались голоса, сотрудники следственной бригады ходили по дому. Заскрипела лестница, ведущая в мансарду.
– Как ты думаешь, – спросил я, – наш Дмитрий Петрович привез-таки мертвую жену на дачу? Может, наверху лежит?
– Если бы ее нашли, то они так бы спокойно не переговаривались. Хотя в подвал еще не спускались… Думаю, ее здесь нет нигде.
– Тогда какого хрена он нас вызвал к себе?
– Он тебя вызывал, я только за компанию увязался, – ответил патологоанатом. – А цветов в вазе на столе было шесть – четное количество, как для покойницы. Если это тебе все еще интересно. Но ничего сверхъестественного я в этом не вижу. Поставил человек букетик в память о жене. А тебя вызвал, чтобы выпить вместе, извиниться за свое поведение и попросить не распространяться о своих странностях. Денег бы еще за это дал. И вообще, давай не думать за следователя. Она за тебя твою работу делать не станет, вот и ты лишнего на себя не бери.
В конце концов пригласили в дом и Петруху. О чем его спрашивали, что он там делал, я не знал, ждал своей очереди. Минут через пятнадцать позвали меня. Я вошел. Мой приятель, несмотря на свой статус свидетеля, уже сумел органично вписаться в следственную группу. Общался с экспертом, давал ему советы. Виталик уже чего-то накопал, разложил в прозрачные пакеты. В комнате по-прежнему отвратительно пахло горелым, но залитый водой камин не дымил. Цветы – розы, срезанные, скорее всего, тут же во дворе, – лежали на скатерти. Тело Дмитрия Петровича уже накрыли покрывалом. Понятые выглядели подавленными, но при этом с любопытством меня разглядывали. Сперва Ольга Николаевна задавала мне стандартные вопросы, затем, поняв, что мои слова ни в чем не расходятся с Петрухиными и что перед ней человек образованный, готовый помочь, предоставила мне самостоятельно рассказать о том, как мы с приятелем оказались здесь в это время.
Я начал с того момента, когда Дмитрий Петрович приехал в морг забирать тело жены. |