|
Вот оно, прошлое. Положи его в свой сундук, драгоценного своего поэта-могильщика, положи, пусть лежит здесь всегда прежний, положи его в сундук и сохрани, удобно сложенного в несколько раз, переложенного, такого же, как прежде и всегда, да пребудет мир вовеки, аминь. Благослови меня иисусе, благослови и его в своей молитве, толстяка с римским именем, виргилий виргилий, дай ответ, что жду я от тебя. Я с ума схожу, так сильно я люблю тебя. — Как он может от меня уйти, за что мне такая мука? Все раны закрылись здесь, боль уже почти ушла, здесь он а в нем — моя благодать, и здесь я, его благодать, да будет все так изо дня в день. Да не сможет орел унести его прочь в своих когтях, да не сможет орел унести его к прошлому, прошлое уже минуло и упокоилось, прошлого не вернуть, в него не зайти снова, как в стоячую воду, прошлое неподвижно, желто и покоробленно, прошлое. Только перст все движется, выводит свои письмена. Закрой сундук, убери с глаз долой свои детские вещи, все решено, и он останется навсегда навсегда навсегда ничего не изменится все будет так и только так и мы будем вместе виргилий и долорес все будет так всегда ведь нас соединила навеки любовь. Бедный маленький могильщик джонс, сколько он уже позабыл, сколько прошлого лежит у него на плечах, такая тяжесть, и тяжесть эта не даст ему двинуться с места, все останется как есть. Виргилий, виргилий, ответь. Вот так, закрой сундук, в нем ничего не меняется, все по-прежнему, замерло. Да будет так милосердной волей господней. Так я прошу, и да будет так. Да будет так, и весь сказ.
Она подмела в доме и убрала со стола, свернула циновки и вытерла пыль с кресла-качалки, раздула очаг и положила в котел свежие коренья, и налила воду. И взялась стряпать обед — на двоих. Их будет здесь только двое, незыблемых как скалы, постоянных и неизменных, как эта комната, Долорес О'Тулл и Виргилий Джонс, Виргилий О'Тулл и Долорес Джонс, Виргилий Долорес и Джонс О'Тулл, Виргилий О'Долорес и Долорес О'Виргилий. Как два чудака: Вильям Фицгенри и Генри Фицвильям. Не прерывая работы, Долорес О'Тулл усмехнулась. Когда призрак появился в дверях, она его не сразу заметила. Призрак, высокий, стройный длинноволосый мужчина, остановился в нерешительности в дверях хижины, не зная, как объяснить женщине свои затруднения. Женщина продолжала стряпать, не обращая на призрак внимания — тогда призрак вежливо кашлянул. Она мгновенно обернулась к двери, и слово «Виргилий!» уже округлило ее губы, да так и застыло. Ее рот несколько раз беззвучно открылся и закрылся, она хотела закричать, но не смогла. Женщина начала медленно пятиться от двери и отступала, пока не наткнулась на сундук. — Миссис О'Тулл? — спросил пришедший. — С вами все в порядке? Вы так побледнели… Ужас наконец достиг ее сердца. Она рывком откинула крышку сундука и запрыгнула внутрь. Быстро, разбрасывая содержимое, нашла то, что нужно и вскинула руку с зажатым в ней предметом, отгородившись им от пришельца, — небольшим распятием, вырезанным из дерева и уже порядком изъеденным древоточцем. Она выкликнула: — Изыди, Сатана! — Долорес, — заговорил с ней призрак. — Успокойтесь, Долорес. — Уходи прочь, — продолжала выкрикивать Долорес О'Тулл. — Тебя нет здесь. Нас тут живет только двое. Виргилий Джонс и Долорес О'Тулл. И больше никого. Вот смотри: здесь только две циновки. Я накрыла обед на двоих. Здесь нас только двое. Все должно остаться как было. — Вы не узнаете меня? — спросил призрак, медленно и внятно выговаривая слова. — Долорес, неужели вы не помните, кто я? — Уходи прочь, — ответствовала миссис О'Тулл, приседая внутри сундука и укрываясь за его стенкой. — Не смей ко мне приближаться. |
