– Мы все изменились, – говорит он.

– Да, – соглашается Оксана. – И, знаешь, я счастлива, что уехала. Познакомилась с Гэри, кучей других людей… я, кстати, никогда не любила матшкольных мальчиков.

– Да ты и математику никогда не любила, – говорит Глеб, – Для меня всегда было загадкой, как ты к нам вообще попала.

– Родители считали – хорошая школа, – пожимает плечами Оксана. – Ну, в общем, оказались правы. Но в математике я, конечно, ничего не смыслила. Я, наверное, единственная выпускница пятой школы, которая с треском пролетела на мехмате не по пятой графе, а по причине полного невежества.

Совпадение номера школы и графы "национальность" в советском паспорте всегда было темой шуток. Вспоминали, что одной из официальных причин погрома 1972 года называли "однородный национальный и классовый состав учителей и учащихся". Можно сказать, объект гордости пятишкольников: они свысока смотрели на выпускников 97-ой, называвших себя "девяностосемитами". Говорили, что известный анекдот ("Как ваша фамилия?" – "Рабинович". – "Я вижу, что вы рабинович, я спрашиваю вашу фамилию"), – реальный разговор одного учителя с новой ученицей.

Впрочем, когда в пятой школе учился Глеб, это было только легендой: евреев в классе было, конечно, много, но никак не больше трети – даже если учитывать дробные доли. Одноклассники любили считать – и потому каждый выпускник отлично помнил, сколько у кого еврейской крови: у Вольфсона – четверть, у Абрамова – половина. Глеб всегда говорил, что у него – четверть, но уже после школы выяснил, что в действительности – ни капли, и его бабушка, Наталья Исааковна, на самом деле была из староверов.

– Я только в Германии поняла, до чего устала от бесконечных программистов, – продолжает Оксана. – Знаешь историю, как Алик, еще когда за мной ухаживал, позвал меня в гости к Якимовичу?

Глеб качает головой. Алик учился вместе с Оксаной в "керосинке", куда поступали те, кто пролетал в МГУ. Узнав о переезде Оксаны в Нью-Йорк, Глеб сразу подумал о симметрии ее судьбы: из каждого института она выходила с новым мужем, и тот увозил ее на родину предков. Следуя этой логике, Оксана должна развестись со своим Гэри – но, похоже, дальше Нью-Йорка двигаться уже некуда.

– Я сразу сказала, что не пойду: мол, вы там только о компьютерах и будете говорить. Алик поклялся, что возьмет со всех слово: при мне – ни звука о программировании и обо всем таком прочем. И вот вхожу я в комнату – и повисает тяжелая пауза. Видимо, они и впрямь Алику пообещали, а теперь всем неловко, потому что я посреди разговора вошла. И тут Якимович неуверенно начинает: "У нас тут в отделе новая лаборантка появилась. Молоденькая совсем. И как-то вечером, все уже ушли, достаю я бутылочку красненького, разливаю, мы с ней начинаем выпивать, а потом, когда она уже встает и собирается уходить, я аккуратно так прислоняю ее к стойке винчестера…" И тут вскакивает Гена: "Постой! Какая там у вас стойка?"

Глеб смеется. Ему почему-то кажется: он уже слышал когда-то эту историю. Может, от Оксаны, а может – от кого-нибудь еще.

– На самом деле, это тестовая история, – поясняет Оксана. – Настоящие программисты обычно оживляются и начинают мне объяснять, что это должна быть не стойка винчестера, а стойка процессора.