— Да мы перестали быть близкими подругами, как только я отсюда уехала! — отмахнулась Инга. — С какой стати мне рассказывать Кире про человека, которого она не знает? Про Валентина Борисюка?

— Да мало ли! — пожала плечами писательница. — Мы частенько пересказываем друг другу истории. О людях. О незнакомых людях. Просто так. Потому что человек так устроен.

— Борисюк убил, — отрезал Артем. — И мы все это видели.

— Так что? — спросил Грушин. — Вызываем милицию?

— Погоди.

— Что такое? В чем дело? До полуночи осталось не так уж много. Или мы вообще не будем вызывать милицию?

— Надо подумать. В свете последних событий, — задумчиво сказал Артем. — Я поднимусь к Борисюку. А ты меня проводишь.

— Хорошо, — кивнул Грушин. — Трое остаются здесь, двое поднимаются наверх. Это меня устраивает.

— Этот безумный день никогда не кончится! — с отчаянием сказала Прасковья Федоровна.

Сид дружески потрепал ее по руке:

— Успокойся, мать. Все будет хорошо.

— Как трогательно! — не удержалась Инга.

— Вы тут побеседуйте, а мы с Артемом покинем вас ненадолго, — сказал Даниил Грушин.

И мужчины направились к дверям…

Вечеринка заканчивается

Как только Грушин и Реутов покинули каминный зал, Прасковья Федоровна обратилась к Инге:

— Милочка, не хочешь ли еще выпить?

И дама еле заметно кивнула Сиду: налей! Тот потянулся к непочатой бутылке вина и начал искать глазами штопор.

— Не знаю…— покачала головой Инга.— Ничего не знаю…

— Да что это с тобой?

— Грушин… Он страшный человек! Он придумал что-то такое… Мне страшно! — и Инга принялась скручивать пальчиками золотую цепочку на нежной шее.

— Знает кошка, чье мясо съела! — с торжеством сказала Прасковья Федоровна. — Ну признайся, наконец, милочка! Ведь ты — шантажистка?

— Да. Я — шантажистка.

В голосе Инги послышалась обреченность.

— Так, — сказал Сид. — Неплохо.

— И тебе не стыдно? — укоризненно покачала головой Прасковья Федоровна.

— Нет! — с вызовом сказала Инга. — Представьте себе! Не стыдно! А как жить? Как молодой красивой женщине прожить в огромном городе? Одной? Без прописки, без крыши над головой, без образования? Чем прожить?

— Ну не шантажом же, — вздохнула Прасковья Федоровна. — Ведь это же преступление!

— Ха! А проституция не преступление? И если бы вы знали, как это противно! А деньги нужны. Ох, как нужны! Снимать квартиру — минимум четыреста долларов в месяц. Одеться-обуться, чтобы не быть хуже всех. Красота — она ухода требует. А еда? Проезд? А на черный день? Молодость уходит. Тридцать весной стукнуло. Как быстро время пролетело! Болячек не счесть. Богатого мужа нет. Никакого нет.

— Ну и ехали бы себе домой! — посоветовала писательница.

— Что вы в этом понимаете?! Домой! А дома что? На огороде, с тяпкой? Круиз по грядкам с консервной банкой для сбора колорадского жука! Привет тебе, Америка! А работать где? Да и смеяться будут. Ну что, девочка, вернулась? Мисс Первый Пролетарский Переулок? Он же тупик. Покорила Москву? Ну нет! — тряхнула Инга белокурой головой. — Уж лучше я буду шантажисткой!

— И кого же ты шантажируешь? — зловеще спросила Прасковья Федоровна.

— А вот этого я вам не скажу.