– Мы не слабые, – запротестовал тот, закусывая жареным мясом. – Мы тут не в своих телах. То, что ты видишь, материальная проекция, аватара, напрямую связанная с хозяином. А она, естественно, слабее, чем оригинал. Если бы мы сюда явились в своих телах, щит мироздания треснул бы и пал. Только в час великой битвы, Армагеддона, когда скрепы реальности падут, мы явимся творить суд над грешниками.

– Ой, не начинай старую песню, Уриэль, – поморщился демон. – Скажи проще, когда придет время бить друг другу морды, тогда и явимся. А пока сидим тихо и не отсвечиваем.

– Вот вечно ты все испортить любишь, – пробурчал ангел. – Я тут о высоком…

– А я предпочитаю то, что ниже, – заржал демон. – И вообще, Влад, мы где находимся? А то портал открыл, ориентируясь по эфиру, а куда – даже не посмотрел. Тут бабы-то есть?

– О-о-о-о, – загадочно потянул я. – Вы находитесь на территории Российской магической академии. Тут собраны самые красивые девушки мира.

– Да!!! – восторженно заорал демон. – Я в раю, в смысле, в аду, в смысле, ну вы поняли… Пьем – и по бабам. И пусть содрогнутся небеса и тряхнет ад от гулянки трех «красавчегов». Я не я, если мы не оприходуем половину академии, а у второй не возьмем телефон… Наливай, хозяин, будем пить…

– Перун Громовержец, – мысленно взмолился я. – Дай мне сил пережить этот вечер! И чтобы завтра академия стояла на месте…

Князь Салтыков

Камера, в которую меня поместили, была пропитана вонью нечистот. Охранники, не особо заботясь о моем состоянии, споро приковали меня к стене за руки и, не обращая внимания на мои гневные крики, молча удалились.

В то, что меня реально будут пытать, я не верил. Ну, нарушил несколько правил, что ж, за это жизни лишать? А Вяземский, конечно, мразь. Интересно, что он наговорил Давыдову, что тот такой серьезный стал? Ну ничего, надо только выждать немного – и все уладится. Нет таких проблем, которые нельзя было бы решить деньгами. А свое потом возьму, и еще больше заработаю. Всех со свету сживу – и начну с Громовых! Не в лоб, как сейчас, а потихоньку. Такие дела шума не любят.

Так, а если предположить, чисто гипотетически, что мог рассказать Вяземский Давыдову. О чем таком он знал, за что меня могут казнить? Все, что приходит на ум – это связь с Римом. А что об этом знал этот дурак? Да почти ничего. Только то, что я, как и многие другие, брал деньги у Сфонцо. Но тот уже ничего и никому не расскажет. По слухам, сгинул где-то в России, хотя тела так и не нашли…

– А если не сгинул? – внутренне холодея, подумал я. – Если его взяли люди из Тайной Канцелярии? Тогда мне точно конец. Связь с папой Римским мне не простят, учитывая, какие напряженные отношения сейчас с Римом. И сказками о торговом сотрудничестве тут не отделаешься.

Тогда что мы имеем, если предположить худший вариант? Сфонцо арестовали, и он все выдал. Как умеют добывать информацию люди Давыдова, я знал очень хорошо. А худший вариант – это обвинение в государственной измене и позорная казнь через повешенье. Родовой герб сломают, оставшихся членов рода вышлют из России, оставив без гроша в кармане. Давыдов, собака бешенная, разбираться не будет, на всех петлю оденет. Значит, надо придумать, что ему сказать. Кинуть маленькую кость, чтобы до большой не добрался.

В этот момент мои размышления прервал звук открывающейся двери в камеру. Двое дюжих охранников притащили что-то, весьма отдаленно напоминающее человека, и приковав его к койке, что стояла в камере, удалились. Вместо них в камеру зашел низенький сухой старичок с хитрой улыбкой на губах и каким-то дьявольским светом в глазах.

– Здрав будь, князюшка, – низко поклонился он.