Слуги, которые и так суетливо носились во все стороны, огорчились еще больше. Ну вот где им, вечером, в Перми, достать германские пирожные?

Ситуацию исправил лакей, который славился среди своих очень манерным характером. Мужчина с тонкими усиками вытянул губы бантиком, поправил налакированную челку и достал из своего кармана пласт отечественной халвы. Да еще и с припиской запрещенных веществ.

Как только Ярослава унюхала запах сладости, так мигом натянула улыбку. Но стоило ей откусить кусочек, как она заревела еще больше:

— Не надо мне ваших гадостей! Хочу Раскатного!

Никита Олегович, услышав очередную порцию душераздирающего рева, поспешно поднялся в покои своей дочери. Аккуратно выглянул из-за стены, оценил обстановку и спокойно зашел в комнату.

Дочь, не сразу увидев его, притихла, поедая новый торт. А затем, как только заметила тень, подняла голову и сосредоточила взгляд на отце, начала дальше свой театр.

— ПАПАЧКА!

— Блин, — Никита Олегович увел взгляд в сторону и прикинул, если он прямо сейчас выйдет из комнаты, дочь же не сильно обидится?

Но Ярослава решила взяться за отца обеими руками.

— Папа, он сказал, что никогда на мне не женится! Что это была ошибка Хорька! Слышишь? — она широко открыла рот и издала стон отчаяния. — ПАПЕНЬКА!

— Да слышу я, слышу, — Казящий решил не усугублять ситуацию. Застыл и посмотрел на Ярославу. — Что он еще сказал?

— Сказал… сказал… — Ярослава выпустила пузырь из носа, задумалась на миг, а затем заорала. — Сказал, что Казящие от него получат только хрен с повидлом, но никак не обручальное кольцо! Что еще за хрен он хотел отдать нам? И почему его едят с повидлом?

— Вот как, — Никита Олегович начал закипать. — Хрен с повидлом, говорит…

— Да папенька! Да!

— Слушай, солнышко ты мое пухлощёкое, — Никита Олегович сел рядом с дочерью. — Я обещаю тебе! Я заставлю этого Гошу жениться на тебе! Либо он это сделает, либо умрёт!

Ярослава тут же захлопнула свою огромную пасть, скрестила ручки на груди, и то не с первого раза получилось. Затем повернулась к отцу и пролепетала:

— Папенька, а германских пирожных мне достанешь?

— В восьмом часу вечера, в Перми? — Никита округлил глаза. — Ярослава, ну что ты как маленькая-то, в самом деле⁈

В следующий миг, в комнату вошел секретарь. Он быстрым взглядом оценил обстановку, прищурился, чтобы понимать, крышка ему или нет, а затем все же прошел в комнату. Каждый шаг давался ему с трудом. Он знал, что если Ярослава опять впадет в панику, то его заставят делать грязные вещи.

Например, вчера он делал ей сахарную депиляцию ног. А затем…

— Ваше Благородие, — буркнул он. — Тут из клиники Зайцева вам звонили. Сказали, что не смогли с вами связаться.

— Что там, Олег опять что-то начудил? — напрягся Никита Олегович. — Давай, Степан, не трави душу.

— Ну, с ним так себе ситуация, — он кивнул в сторону выхода, чтобы не травмировать тонкую душу Ярославы. — Меня попросили вам передать некоторые новости… лучше, — он еще раз посмотрел на Ярославу. — Наедине.

Никита Олегович тяжело выдохнул, чмокнул дочку в щеку… ну или, в шестой подбородок. Учитывая степень ее ожирения, было сложно понять, что именно у нее и где находится. А затем, стряхивая с себя крошки от торта, который Ярослава точила, как бобёр бревно, и вышел вслед за секретарем.

Когда оба мужчины оказались в тесном коридоре, мимо прошел лакей с очень ехидной улыбочкой. Тут Никита Олегович все же унюхал кое-что. Вытягивая руку, он ухватил этого «строптивого» мальчика за воротник, притянул к себе и заявил:

— Слушай, Степ, мне же не кажется, или от него опять травкой пахнет?

— Не кажется, — хмыкнул секретарь.