Да, я виновата. Я знала.

Может, бессознательно, но всё равно — где-то в глубине глубин души я знала, что Брю пропускает через себя и те травмы, которые мы не в состоянии видеть — душевные. Я оставила это без внимания, потому что мне хотелось оставить это без внимания! Я любой ценой стремилась к тому, чтобы мой мирок был уютным, целостным и безопасным. Я использовала Брю — точно так же, как его использовали Теннисон, или Коди, или дядя Хойт. Так что обвиняющий луч выхватывал из тьмы не какого-то одного человека. Этот прожектор бил по всем нам.

А всё потому, что мы стремились к здоровью и счастью, как будто счастье — это состояние души. Но это не так. Счастье — это вектор. Это движение. Подобно моему собственному скольжению из одного конца бассейна в другой, счастье и радость определяются той скоростью, с которой ты уходишь от боли.

Само собой, наша семья могла бы достичь за счёт Брю состояния полного и неизменного блаженства; но в ту секунду, как мы придём к нему, как только перестанем двигаться, счастье станет столь же застойным и безнадёжным, что и постоянное мрачное отчаяние. «И жили они в вечном счастье…» Вечное счастье? Какое же это страшное проклятие!

Время движется не в такт с гребками моих рук, поэтому понятия не имею, как долго я плаваю. Больше получаса, но меньше, чем два часа. Наверно. Как бы там ни было, но теперь я обрела внутреннее равновесие, разобралась со своими эмоциями. Я поняла, что должен быть способ удерживать их в себе в присутствии Брю. Должен! Ведь дяде Хойту это удавалось. Я в жизни не видела более злобного человека, и он был способен оставаться таким, даже когда Брю был рядом с ним целыми днями.

Похоже, что моё душевное равновесие никак не отразилось на телесном. Я проплыла очень много, от усталости не держали ноги и немного кружилась голова. Выбираясь из воды, я слишком далеко отклонилась назад, и ноги соскользнули с мокрой стальной перекладины.

Я упала обратно в бассейн, но так и не почувствовала, как моё тело вошло в воду.

Потому что, падая, ударилась головой о бетонную кромку и потеряла сознание. И в эту секунду всё, что переполняло меня: счастье, скорбь, покой и гнев — умолкло и угасло во мраке.

БРЮСТЕР

62) Поединок

63) Мембрана

ТЕННИСОН

64) Преодоление

Если он умрёт, я никогда не прощу этого ему. Я никогда не прощу этого себе.

Он такой тяжёлый — лежит на дне бассейна, словно обломок гранита. Он такой плотный, что вода не выталкивает его. Мы с Бронте из сил выбиваемся, пытаясь поднять его на поверхность.

Почему я последовал за ним, когда он вышел на поиски Бронте? М-да, мои мотивы благородными не назовёшь. Я превратился в такого жалкого нытика, что не мог вынести противостояния со всеми моими страхами и душевными муками — ведь они наверняка бы набросились на меня, как только эффект присутствия Брю сошёл на нет. Я хотел оставаться в его поле влияния, пусть хотя бы на самом краю, и поэтому следовал в одном квартале за ним. Сегодня вечером я опустился до преследования.

Когда я подошёл к бассейну, Бронте как раз выбиралась из воды. Она была словно в тумане, никак не могла сообразить, что случилось. Я полез через ограду. Знать бы мне, что произошло — шевелился бы быстрей. Мы заметили его не раньше, чем через десять секунд. Десять секунд — это цена жизни или смерти.

Наша первая попытка вытащить его из воды проваливается. Мы оба выныриваем на поверхность, глотаем воздуха и снова устремляемся на дно. Я толкаю его снизу, Бронте перехватывает его поперёк груди и тащит вверх, исступлённо отталкивалась ногами.

Наконец, мы ухитряемся поднять его и каким-то неведомым образом подвести к кромке, затем оба забираемся на бортик бассейна и, схватившись за его безжизненные руки, дёргаем и тянем, пока не втаскиваем тело Брю на кафельный пол.