Изменить размер шрифта - +
Рев тридцати задубевших от спирта глоток перекрывает звуки музыки.

«Сразу пошла с козырной карты», — оценил жест Юлий, стоящий в окружении статных черкесов — его личной охраны. В отличие от остальных, они не прикладываются к бутылкам и с внешним безразличием реагируют на происходящее.

Соблазнительные позы чередуются каскадом провокационных движений обнажённым животом, бедрами и округлой попки.

Ягодицы — два огромных ломтя спелой дыни — разделены тонкой полоской черных трусиков, подрагивают в такт мелодии, будоражат приглушенные тяжелой физической работой и алкоголем инстинкты. Взлетающие к потолку точеные ноги в ажурных чёрных чулках на миг приоткрывают загадочную, манящую ложбинку межножья. При каждом взлёте ноги сквозь прозрачную ткань трусиков отчетливо виден лакомый бутон.

Азартный танец, восхищенные выкрики зрителей увлекают и заводят саму исполнительницу. В её глазах, смешливо лукавых, молнией мелькает вызов: «А так — слабо?» — в тот же миг в зал летят блузка и лифчик. Публика зашлась в пьяной истерике.

«Очередь за трусиками», — бесстрастно отметил Герцог.

Ирина выбивает чечетку. Налитые груди с золотистой подпалинкой сосков вздрагивают в такт аккордам. Пот струится по лицу. Одно неосторожное движение — и она размазывает тушь и губную помаду. Лицо становится вызывающе вульгарным.

«Шлюха портовая, а не заслуженная артистка!» — определил Юлий.

Сексуальный танец набирает немыслимый темп. Плечи и грудь Ирины покрываются испариной.

Разгоряченные спиртом самцы хмелеют от зрелища и запаха молодого тела. Судорожные подергивания бедрами и ягодицами сводят с ума, откровенно приглашают к совокуплению.

Апофеоз бесстыдства: присев на корточки, танцовщица вызывающе разводит колени и призывно помахивает рукой у лобка, затем по локоть окунает её в трусики.

Обводит томным взглядом вмиг притихший зал, неспеша вынимает руку и блаженно облизывает ладонь и каждый палец в отдельности.

Подтекст жеста понятен каждому: «Войди в меня! Обмакни усы в моём меду!»

Шторм восторга. Барак ходит ходуном, под потолком начинают раскачиваться лампочки. На сцену летят нераспечатанные пачки банкнот, мешочки с золотым песком.

Непреодолимое желание обладать этой изнывающей от истомы, бьющейся в конвульсиях плотью переполняет работяг, распирает грудь, пеной выплескивается из орущих глоток. Кровь вот-вот закипит в жилах. Старатели в каком-то гипнотическом порыве придвигаются к сцене.

Заключительные аккорды танца.

Ирина неуловимым движением, — опыта и мастерства ей не занимать, — сдергивает ажурные трусики, оставшись в одних чулках, запрокидывет голову и тело назад, выставив на обозрение покрытую густой темной порослью промежность…

Герцог замечает, как к сцене сквозь толпу беснующихся в пьяном восторге золотодобытчиков продираются, на ходу сбрасывая фуфайки и расстегивая ватные штаны, двое рослых парней.

Юлий их знает. Оба — наркоманы, бывшие зэки, последнее время верховодят в пятой бригаде. Тот, что повыше ростом, с рваным ухом, хватает в охапку голую стриптизёршу и валит её на пол.

Герцог кивком головы отдаёт команду. Два черкеса мгновенно берут в железные клещи охотников до дармовой «клубнички».

Рваный видит в опричниках не блюстителей порядка, а конкурентов и выхватывает из-за голенища огромный тесак.

Следует неуловимое движение — и нападающий корчится со стоном на полу, — падая, он проткнул себя своим же ножом. Пачки денег, полотняные мешочки с золотом окрашиваются растекающейся кровью.

«Всех на улицу!» — кричит Герцог черкесам. Вскоре в столовой остаются Юлий с охраной, Ирина и лежащий ничком Рваный. Он еще дышит.

Наш избавитель снимает с себя меховую доху и укутывает приходящую в себя артистку.

Быстрый переход