При всем том неожиданное самоубийство матери окончательно разбросало нашу семью. Я жила с дедом, Юрико обосновалась у Джонсонов, отец остался в Швейцарии, заведя со своей турчанкой новую семью. После смерти матери Япония для отца перестала существовать. Позже я с удивлением узнала, что турчанка была лишь на два года старше меня. Вроде бы родила трех детей, все мальчики. Старшему сейчас двадцать четыре; говорят, футболист, играет в каком-то испанском клубе. Мы никогда не виделись — футбол меня не интересует, это совершенно другой мир.

Однако в моем воображаемом мире все мы — я, Юрико и наши сводные братья — плещемся в соленых волнах лазурного моря. Передо мной встают картинки кишащего жизнью кембрийского Бёрджеса, где царит красавица Юрико — и жрет всех подряд. Настоящий Anomalocaris!  Предок ракообразных, такая тварюга со здоровенными клешнями, как у омара. А наши братишки с густыми черными бровями (восточная кровь, никуда не денешься) — это насекомые, что копошатся в иле, а может, дрейфующие в водной толще медузы. А кто я? Конечно же, Hallucigenia.  Она ползает по морскому дну, ощетинившись семью парами шипов. На щетку для волос похожа. Hallucigenia  — хищница? А я и не знала. Мертвечиной питается? Ну что ж, мне это в самый раз. Ведь я живу, оскверняя память умерших.

Как сложилось у меня с Мицуру? Она, как и планировала, поступила в Тодай на медицинский. Но потом ее жизнь пошла совсем в другом, непредсказуемом направлении. Мицуру здорова, с этим все в порядке, но… сейчас она в тюрьме. На Новый год присылает мне исчирканные цензурой открытки, но я ни разу ей не ответила. Хотите, чтоб я рассказала? Обязательно, только давайте все по порядку.

Несколько дней назад произошло странное событие. Я никому не хотела о нем говорить, но раз уж начала — надо все выкладывать.

Это случилось примерно за неделю до суда. Два преступления были сведены в «дело об убийствах в квартирах». Сначала журналюги навалились на «дело Кадзуэ», подняв шум вокруг «убийства офис-леди  из преуспевающей фирмы», но когда заговорили о том, что Чжан убил еще и Юрико, отношение газетчиков изменилось. И хотя Юрико убили первой, она была всего-навсего немолодой проституткой, поэтому ее дело никто раздувать не захотел.

Бюро погоды сообщило, что на Токио надвигается тайфун, хотя для них не сезон. Денек выдался шумный — теплый шквалистый ветер с воем метался по городу. Из окна офиса в муниципальном управлении я видела, как порывы ветра раскачивают платаны, грозя оставить их без листьев. Велосипеды на площадке перед зданием валились друг на друга, как косточки домино. Настроение было какое-то нервное, агрессивное, внутри закипало раздражение — видно, погода действовала.

Как обычно, я заняла свое место у окошка на запись детей в детские сады. Посетители до меня еще не добрались, и я была предоставлена сама себе. Раздумывала, как бы успеть домой до того, как обрушится тайфун. Тут перед моим окошком возникла женщина в скромном пепельно-сером костюме, явно от портного, и очках от дальнозоркости, в серебряной оправе. Седеющие волосы собраны в пучок. На вид ей было лет пятьдесят пять. Степенными манерами напоминала немку. Я привыкла видеть у своего окна молодых мамаш с детьми и, подумав, что женщина пришла посоветоваться насчет устройства внуков в детсад, равнодушно спросила:

— Чем могу помочь?

Женщина фыркнула, показав на секунду зубы. Что-то в ней было знакомое.

— Ты меня не узнаешь, деточка?

Я взглянула на посетительницу внимательнее, но имени так и не вспомнила. У нее была темная кожа, абсолютно без косметики, на губах — ни следа помады. Женщина в возрасте, ненакрашенная рыба. Ничего выдающегося.