Изменить размер шрифта - +
К тому же Максимилиан был сильно обижен на него, Карла, из-за нехорошо закончившегося сватовства императорской дочери. Пусть он вернул приданое и сверху добавил, но память то осталась. Нет, смотреть в сторону империи стоило лишь с пусть ложной, но дружелюбной улыбкой.

Англия… Все помнили, что такое война с этим врагом, Столетняя война оставила слишком глубокий, воистину неизгладимый след. Может именно поэтому без крайней необходимости ни сам король, ни его советники не хотели связываться с этим островом. Уж точно не теперь, когда и Англия сильна, и их милая Франция всё ещё уязвима к высадке английских десантов.

И что оставалось? Савойя? Славная исключительно своими дерущимися как звери наёмниками Швейцария? Первого само по себе было маловато, да и вызвало бы объединение других итальянских государств. Лезть в Швейцарию, что стричь кота — шуму много, шерсти мало, да ещё и уйдёшь весь исцарапанный. Зато за пределами этих двух стран лежала действительно богатая и не слишком то защищённая добыча — конгломерат небольших италийских государств, вечно грызущихся друг с другом, варящихся в котле взаимной ненависти, сложных интриг и беспредельного коварства.

К тому же — и это было очень важным — у него, Карла VIII Французского, были вполне законные права на престол Неаполя. Не бесспорные, это да, но и у занимающей его сейчас подобной ветви династии Трастамара они ничуть не более прочные. Как и у главной ветви, но это уже так, в дополнение.

В таких случаях право силы становилось особенно значимым. Не то чтобы оно в других случаях было менее весомым, но… Раз уж «звёзды» сложились столь удачно для него, Карл начал действовать. Действовать активно, для чего в сжатые сроки старался разрешить проблемы с «Бретонским наследством» и заручиться поддержкой на итальянских землях. Чьей именно? Понятно, чьей. Ведь Святой Престол, несмотря на то, что у Франции были давние и сложные отношения с Римом — Авиньонское пленение и само по себе дорогого стоило, так не им единым — мог оказать значимую поддержку. Тем более, когда стало ясно, что Иннокентий VIII вот-вот отправится к Отцу Небесному, нельзя было не вмешаться в партию, которая разыгрывалась каждый раз при смене понтифика.

Франция поставила на кардинала Джулиано делла Ровере, считая его кандидатуру наиболее весомой. Были достигнуты определённые договорённости, отправлена существенная сумма на скупку кардинальских голосов… Впустую! Новым понтификом стал испанец, Родриго Борджиа, которого теперь стоило учитывать как важную фигуру на политической доске Европы и всего христианского мира. И он с самого начала стал проводить политику, ориентированную на союз с Кастилией и Арагоном, это было понятно даже не очень разбирающемуся в подобных делах человеку.

Представляло ли это опасность для планов Карла насчёт Неаполя? Если и да, то ей можно было пренебречь. Сама суть Папской области мешала кому бы то ни было из пап собрать воедино немалые возможности номинально подвластных Риму земель. Да что там, у понтификов даже собственной армии и то с давних пор не было! А отряды, предоставляемые вассалами… сначала их нужно было получить, да и заручиться верностью тоже не было бы лишним.

Именно поэтому, окончательно решив «Бретонскую задачку» и успокоив на время соседей, Карл стал осторожно, незаметно, но собирать войска для похода на Неаполь. И не только собирать войска, но и через послов узнавать настроения при дворах итальянских монархов и правителей республик. Нужно было знать, кто может выступить союзником, кто готов занять позицию благожелательного нейтралитета, а кому лучше всего будет стать жертвой во благо величия Франции. Результаты обнадёживали. Оставались несогласованными кое-какие вопросы, но было ясно одно — найдутся как союзники, так и готовые отойти в сторону и смотреть на то, как полыхает объятый пламенем замок соседнего владетеля.

Быстрый переход