Если бы она умела ездить верхом, думала Пат с сожалением, то вместе со Слаем вскочила на лошадь и помчалась через луга. Она вздохнула. Только бы ее и видели…

Слай уселся на бревно, представляя, что скачет верхом, и махал лошадям руками.

— Лошадка, лошадка, гип-гип, стоп… Ножки быстро бегут.

— Быстроногая лошадка, — послышался бархатный голос Марио. Он остановился позади них. Ничего более. Но она сразу же остро ощутила, как от его близкого дыхания зашевелились волосы у нее на шее. Она чувствовала его дыхание, такое же стесненное, как и ее. Каждый вздох Марио заставлял трепетать от ожидания страстного прикосновения.

Марио пошевелился, и она напряглась, подобно оленихе, делающей стойку при приближении опасности. Если бы он сказал что-нибудь! Но Марио упорно хранил молчание, а она застыла, устремив глаза далеко за горизонт, где море поблескивало, словно огромное, переливающееся золотистое зеркало.

Наконец он заговорил:

— Скажи мне, дорогая, тебе нравится то, что ты видишь?

Да, ей нравилось все вокруг. Более того, ей нравился сам Марио. Бесполезно себя обманывать, она не может чувствовать иначе. Если бы Пат могла выкинуть из головы факт, что Марио представляет угрозу для нее и сына, тогда она могла бы согласиться с тем, что это самый притягательный, самый интересный мужчина, которого она когда-либо знала. Его невероятно чувственная аура захватывала ее, обещая страсть, радость или, быть может, просто вселяя уверенность, что жизнь с этим мужчиной будет жизнью с большой буквы.

Он улыбнулся, но его глаза оставались серьезными, и она поняла, что настоящий мужчина хранит глубоко внутри личные переживания. Только его семья могла знать, что он представляет собой на самом деле, но, кажется, те не жалуют его…

— Мне кажется, ничего более прекрасного я не видела за всю свою жизнь, — сказала она, возвращаясь мысленно к пейзажу.

Глаза Марио оживились.

— Тогда ты должна понимать мои чувства. Люди убивают друг друга за более незначительные вещи.

Пат вздрогнула.

— Это значит, что я должна опасаться… — Она не договорила, боясь произнести страшное.

— Нет, это просто мои наблюдения. Я не собираюсь угрожать тебе, Патрисия. — Он подошел к ней и пристально посмотрел в глаза с такой тревогой, что она почувствовала, как ее колени начинают дрожать. — Когда я жил в Лондоне, — низкий тембр его голоса ласкал ее слух, — я так сильно тосковал по этим местам, что ощущал почти физическую боль в груди. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Да, — прошептала она.

— Я мечтал видеть это вновь и вновь, — сказал он, обводя рукой вокруг. — Когда пшеничные поля запестрят васильками, а по обочинам дорог зацветет цикорий, когда жасмин запенится на холмах белым кружевом. О, я обожаю эти места и особенно в это время.

— Я думала… мне показалось по тому, как ты взглянул на дом, что ты ненавидишь его, — осторожно сказала она, глядя на него снизу вверх широко открытыми глазами.

Теперь он стоял совсем близко. Их дыхание смешалось, тепло глубоких темных глаз гипнотизировало ее, приводя в состояние транса, она слышала голос Марио словно издалека.

— Я ненавижу воспоминания, запертые внутри этого дома. Но я хочу эту землю, этот ни с чем не сравнимый пейзаж, эти прекрасные виды, звуки, запахи; все, что по существу составляет понятие Бенционни. Я могу бесконечно говорить об этом, так сильно я хочу остаться здесь!

И это была правда. Он не лгал. Огонь желания овладел им с такой бешеной силой, что захватил и ее, кружа голову и опаляя, словно бабочку, попавшую на огонь свечи.