Калиновский. Сколько вы хотите вперед?

Старцев. 500. Меньше невозможно!..

Калиновский. 500! Это ужасно! Вы еще и не начинали романа… (Отходят).

Явление 3

Елена и Висконти – известный знаток и любитель литературы; сам, однако, ни одной строки не писал; почти лысый, весьма приличный; петербургски-равнодушный и с отчасти брезгливым выражением лица.

Висконти. Ну оттуда я, конечно, в Рим прокатился…

Елена. Вы видели в Риме Палицына?

Висконти. Побывал у него в мастерской. Кстати, он приезжает на днях в Петербург.

Елена. Вот как! Ну что же? Он много работает?

Висконти. Кончает группу.

Елена. Показывал?

Висконти. О, да! Я в восторге! Вот настоящий художник и вместе с тем величайший пессимист, какого я когда-либо встречал в жизни…

Елена. Какой сюжет группы?

Висконти. «Смерть».

Критик (вмешивается в разговор). Охота вам этаким вздором восхищаться, да еще барыню совращать… Развратная эстетика!..

Висконти. Мне кажется, что Палицын не более эстетик, чем его учителя, уже несомненные гении – Микеланджело. Рафаэль.

Критик. И это слыхали… Не боимся мы ваших Микель-Анджелов и Рафаэлей!..

Елена. Да вы их не знаете… (Елена отходит и вступает в разговор с Калиновским).

Критик (ей вдогонку). И знать не хочу, милая барыня, и знать не хочу!.. Горжусь этим (к Висконти). Вы прочтите мою статью в «Народной совести», там я доказываю несомненно, так сказать, математически, что – «Четверть лошади» Бориса Ивановича Воздвиженского! выше, гениальнее – да, да, смейтесь, а я все-таки повторю – неизмеримо гениальнее всех ваших Фетов, Майковых и Рафаэлей…

Елена и Калиновский.

Калиновский (продолжая разговаривать). Послушай, я право не понимаю – почему ты так хлопочешь о Карелине… Тебе-то что?

Елена. Если угодно знать, вот что: вспомни только, как ровно год тому назад ты был так же беден, как теперь Карелин, ты лежал тоже больной и без гроша денег… Не делай того. в чем ты упрекал тогда самодовольных и богатых. Статья Карелина – талантливая…

Калиновский (с раздражением). Ах. Боже мой, да я вполне с тобой согласен: статья и умная, и блестящая, и талантливая. Но напечатать ее в своем журнале я не могу…

Елена. Это нетерпимость!..

Калиновский. Пусть – нетерпимость!.. Помни, милая моя, что литература прежде всего – борьба, да-с, борьба во имя принципов, идей и направлений… Пускай твой Карелин талантлив и даже, если хочешь, по-своему честен. Но он нам не ко двору. Он не нашего лагеря и не нашей партии.

Критик (почти пьяный). Славно, Игнаша, воистину славно обрезал. Именно – не ко двору!.. Дай мне пожать твою благородную руку!..

Елена. Игнатий, помнишь, ты мне говорил однажды: «Горе побежденным в литературе. Их растопчут!» Как это верно! Ложь и обман все ваши громкие слова о принципах. о направлениях!.. Ложь!.. Зачем вы лицемерите? Зачем вы притворяетесь?..

Калиновский. Елена, опомнись! Что ты говоришь?

Гости умолкают, собираются вокруг Елены и слушают ее в недоумении. А в соседней комнате, вокруг стола, веселый говор и звон бокалов. Там возобновляется пир.

Елена (в негодовании). Обманываете публику, читателей, господа… Это вам выгодно, на этом держится ваша слава, но зачем морочить нас, близких, друг друга и самих себя. Ваш журнал – коммерческое предприятие, основанное на деньгах и для денег.