Присутствующий при этих испытаниях полковник ФСБ Павел Павлович Одинцов, известный в определенных кругах просто как Пал Палыч, курировал ГНКЦ «Позитрон» от Администрации Президента и был человеком обстоятельным и по-своему дотошным. Именно его заслугой был этот научный городок, с удобством разместившийся на заброшенной дальней авиабазе, что гарантировало отсутствие поблизости «борцов с коррупцией» и «иностранных шпионов». Впрочем, зачастую борцы с коррупцией, а также за экологию, не брезговали подрабатывать шпионажем, а профессиональные шпионы яростно боролись за сохранение живой природы и чистоту рядов российского чиновничества. Главное для них было то, чтобы их деятельность шла на пользу главному заокеанскому бенефициару, а заодно и хорошо оплачивалась. Благодаря этим «борцунам» за демократию родное государство и было вынуждено загнать команду исследователей туда, куда Макар телят не гонял. Правда, при этом их хорошо обеспечили всем необходимым для проживания хоть в центре Москвы, хоть на необитаемом острове, хоть на иной планете. А наличие взлетно-посадочной полосы позволяло принимать военно-транспортные самолеты со снабжением. Поговаривали даже, что в случае успеха, как уже это было в прошлые годы, Сам может лично тайком прилететь сюда на персональном истребителе.

Но все когда-нибудь кончается, и четвертый вариант установки, наконец, был собран, испытан на холостых прогонах и, кажется, был готов выдать результат.

У компьютера, управляющего темпоральной установкой, сидит начальник испытательной службы Михеев Александр Владимирович, правая рука профессора Зайцева. В углу, в тени, неподвижной статуей застыла Ольга Александровна Кокоринцева, она же – «Большая О», она же – начальник лаборатории математических методов. Тут же худощавый, по-татарски резкий и злой, начальник группы монтажа Зиганшин Назир Турсунович. И эта установка, и три ее более ранних версии собраны его руками и руками его инженеров и техников, которые тоже должны получить свою минуту славы, и сейчас стояли, выстроившись вдоль стен.

В ангаре стоит полная тишина, слышно только натужное гудение силовых трансформаторов за перегородкой и то, как в соседнем ангаре отчаянно воют мощные дизельные генераторы, перегоняя солярку в мегаватты.

– Александр Владимирович, – сказал профессор Зайцев, нервно потирая руки, – будьте добры, дайте, пожалуйста, рабочее напряжение на эмиттеры.

– Готово, Сергей Витальевич, – отозвался тот, – потребляемая мощность холостого хода в норме, ионизация воздуха в темпоральной камере в норме, темпоральная камера герметична.

– На какое давление вы ее испытывали? – спросил стоящий за спиной Михеева Одинцов.

– На две с половиной атмосферы, Павел Павлович, – ответил Михеев, – для попадания зоны перехода в вакуум этого вполне достаточно, ну, а в случае открытия в воде на большой глубине установка просто отключится.

Полковник Одинцов кивнул и, по-байроновски сложив руки на груди, посмотрел на профессора Зайцева:

– Начинайте, Сергей Витальевич.

Профессор Зайцев поднял голову и оставил, наконец, в покое свои очки.

– Александр Владимирович, поднимайте частоту, – сказал он своему помощнику. – И следите за потребляемой мощностью.

Гудение трансформаторов изменило свой тон, а профессор повернулся к полковнику Одинцову.

– По предварительным расчетам, – сказал он, – у нас там должно быть несколько окон, хотелось бы только знать, куда?

В левом нижнем углу дисплея замелькали сменяющие друг друга цифры, а слева направо побежала тонкая черная линия, прямая, как кардиограмма покойника.