Из этого следовало однозначно, что Элкарас обладает колдовской силой. Или он украл Иносолан у султанши, чтобы сыграть в ту политическую ифу, в которую прежде играла она, или же он сам был ее приспешником, и Раша использовала его, чтобы спрятать в пустыне свой товар, пока сделка с Хранителями не будет завершена.

Конечно, шейх мог ифать на чьей угодно стороне, например, на стороне одного из Хранителей, например — и вероятнее всего — за Олибино, колдуна Востока. Но если так, почему они позволили Иносолан спокойно продолжать свое путешествие? Если она замешана в политику, то должна выступать как королева Краснегара, а не разгуливать по пустыне в роли мнимой жены мнимого Охотника на Львов. Караван бредет по пустыне уже много недель.

Но все это чертовски трудно передать словами.

— Думаю, что понимаю тебя, дорогая. Инос кивнула:

— Он, конечно, видел, где мы находимся. Но тали — это так невинно. И это не такое занятие, которое можно бросить, как только тебе захотелось спать. Он и сам клевал носом. У него был трудный день, и он не молод.

— Все это я и сама понимаю. Меня интересует другое: чего ты надеешься добиться?

— Неужели не ясно? Каждый вечер месяц за месяцем мы проваливаемся в сон, словно в дымном угаре.

— Езда на верблюде так утомительна.

— Но иногда мы не ехали, просто стояли. — Иносолан смолкла, несколько мгновений слышался только шелест пальмовых листьев на ветру, сонное хлопанье палаток да отдаленный собачий вой. — Помнишь, как Азак обжег тебя?

— Еще бы. До сих пор еще не все зажило.

Раз ночью Азак прикоснулся к руке Кэйдолан. На коже вздулся пузырь от ожога, но она не проснулась и крепко спала до самого утра, ничего не подозревая. С тех пор она внимательно следила за тем, чтобы его одеяло не лежало слишком близко.

— Так вот, — заключила Иносолан, — это был ненормальный сон!

Она поглядела вверх на танцующие пальмовые листья. Лицо ее размытым пятном бледнело в лунном свете. Она несколько раз глубоко вздохнула, будто наслаждаясь нежданной свободой. Стрекотали кузнечики, в загоне фыркали верблюды. Звенели их колокольцы — звук, ставший таким же привычным для Кэйдолан, как и шум прибоя за окнами замка в Краснегаре.

— Ну вот, теперь стало проще говорить, — сказала Иносолан. — Помнишь дверь наверху в башне Иниссо, как трудно было приблизиться к ней? Идиосинкразия, отвращение — так назвал это доктор Сагорн. Что ты теперь на это скажешь?

Кэйдолан оглянулась в темноте.

— Я хотела бы оказаться сейчас в удобном кресле. — Герцогиня увильнула от ответа, но и не солгала. Слишком стара она уже для верблюдов. Она уж и забыла, что это такое — мягкое сиденье.

— Глупости! — яростно выговорила Инос. — Хорошо, я скажу тебе, что думаю. Нас одурачили. Элкарас в сговоре с Рашей, и так всегда было. О Боже, у меня начинает болеть голова, когда я заговариваю об этом. Это же так просто, тетя! Она держит в своих руках всех людей от Краснегара до Араккарана, всю Пандемию, а мы вот так запросто вспрыгиваем на верблюдов и уезжаем в пустыню? Она сама хотела, чтобы мы убежали. Она все это устроила!

Кэйдолан вздохнула:

— Возможно, ты права.

— Это же очевидно!

— А что за тень ты видела? Помнишь, то привидение?

— Ах, Рэп. Он мертв. Мы знаем это. Но все же я думаю, что это было послание. От Раши. Или кого-то еще.

Конечно, она полагала, что призрака мог подослать сам Элкарас. Он никогда не встречал молодого фавна, но колдун, вероятно, умел вытягивать образы умерших из памяти других людей.