Изменить размер шрифта - +
В полумраке возвышались светлые конструкции. К ним и направлялась женщина. Она молчала всю дорогу, словно забыла о нас — о дочери и обо мне. Раз или два во сне девочка пыталась вырваться, и мне пришлось прижать ее к груди, чтобы она успокоилась. Должно быть, это был очень нервный ребенок. Из квартир доносились звуки радио и телевизоров, люди уже праздновали Рождество, хотя еще было только десять часов вечера.

Но все эти звуки были подобны фону, а единственной реальностью казались наши ритмичные шаги.

Мои силы были уже на пределе, когда она наконец остановилась у новых железных ворот, на которых желтыми буквами, оправленными в черное, было написано: Ж. Драве — Переплетная.

Она достала из кармана ключ и приоткрыла створку ворот.

Наступила пора сказать правду. Я вглядывался в таинственную черноту за приоткрытыми воротами. Можно было с трудом разглядеть двор, два грузовика; в глубине возвышалось широкое трехэтажное здание, в окнах которого отражался свет фонаря на углу заброшенной улицы. Все было черным, неведомым, молчаливым.

Мы обменялись таким же взглядом, как в холле кинотеатра.

— Ну вот, — прошептала она, а затем произнесла простые слова, которые позже обрели совсем иной смысл. — Это здесь.

Что это было — прощание?

Или, может быть, — приглашение?

Проще всего было спросить ее об этом.

— Должен ли я уйти?

Она ничего не ответила. Это было приглашение. Мы вошли.

 

2. Первый визит

 

С двух сторон двора возвышались горы бумаги в стопках, укрытые витражами и стеклянной крышей. В глубине располагалось ателье. Справа была черная дверь, на которой по трафарету написано «частный». Женщина открыла эту дверь. Она протянула внутрь руку, щелкнула выключателем, но свет не зажегся.

— Так и есть, — пробормотала она, ничего не объясняя.

Она взяла меня за локоть и повела в темноту. Шагом слепца я двинулся за ней, до смерти боясь стукнуть обо что-нибудь головой ребенка. Моя спутница остановилась. Она пошарила рукой и открыла решетку лифта.

— Поедем на грузовом лифте, — объявила она.

Я вошел в металлическую клетку. Сквозь решетку потолка вверху виднелись еще два этажа и стеклянное окно, откуда шло легкое свечение.

— Вы, наверное, устали, — прошептала она. — Она тяжелая, правда?

Я чувствовал ее бедро, прижатое ко мне, и мне хотелось, чтобы это прикосновение длилось всю ночь. Кабина поднималась медленно.

Вдруг она остановилась. Моя спутница отодвинула решетку и продолжала держать дверь открытой, пока я выходил с ребенком на руках.

— Осторожнее, здесь ступенька.

Я сделал большой шаг. Она держала меня за руку, и я чувствовал, как ее ногти впиваются мне в кожу. Действительно ли она боялась, что я уроню ребенка? Было довольно темно. Свет из подъемного окна не мог осветить площадку.

Это был уже третий ключ и третья дверь, которую она открывала. На сей раз выключатель сработал. Я очутился в вестибюле, окрашенном в белый цвет. Прямо напротив входа находилась двустворчатая дверь в салон. Туда она меня и повела.

От чередования дверей казалось, что мы в лабиринте.

Почему мне было так страшно? Что могло быть безопаснее, чем молодая женщина и ребенок? Какое еще зрелище действует столь успокаивающе?

Комната, окрашенная в белый цвет, была небольшой, и новогодняя елка занимала в ней много места. Сколько волшебных елок повстречал я на своем пути в этот день? Целый новогодний лес! Эта елка была украшена настоящими свечками, которые придавали ей более сказочный вид, чем остальным гирлянды электрических лампочек. Скромные игрушки висели на ветках.

— Из-за этого дерева нам пришлось вынести кое-какую мебель, — объяснила женщина.

Быстрый переход