За отражавшимся в зеркале столом стояла сама Наставница Послушниц. Ее квадратное безвозрастное лицо казалось несколько озадаченным. Сильвиана хмуро уставилась на кожаный ремень в своих руках. Она разглядывала его словно нож, отказавшийся резать, или лампу, отказавшуюся светить. Женщина принадлежала к Красной Айя, что было заметно по красной кайме ее простого серого платья и бахроме ее шали. Она была высокой и крепко сложенной, с темными волосами, собранными в пучок на затылке. Несмотря на невероятное количество наказаний, назначенных персонально Эгвейн, а, возможно, именно благодаря им, Эгвейн и сама считала ее превосходной Наставницей Послушниц во многих отношениях. Сильвиана исполняла свой долг. Свет свидетель, в Башне оставалось совсем немного тех, о ком в последнее время можно было сказать подобное.

Сильвиана посмотрела в зеркало и встретилась с Эгвейн взглядом. Она быстро отложила ремень и стерла все чувства со своего лица. Эгвейн невозмутимо повернулась к ней.

К ее удивлению, Сильвиана вздохнула.

– Когда же ты сдашься, дитя? – спросила она. – Ты проявила характер, и, должна заметить, очень сильный, но ты же знаешь, что я буду продолжать наказывать тебя, пока ты не подчинишься. Должен соблюдаться надлежащий порядок.

Эгвейн сдержала изумление. Наставница Послушниц редко обращалась к Эгвейн с чем-нибудь, кроме назначения наказания. Правда, и раньше бывали трещинки…

– Надлежащий порядок, Сильвиана? – спросила Эгвейн. – Тот, что поддерживается в Башне повсеместно?

Губы Сильвианы снова сжались в линию. Она повернулась и сделала запись в свою книгу.

– Увидимся утром. А теперь живо на ужин.

Утреннее наказание было назначено, потому что Эгвейн назвала Наставницу Послушниц по имени без добавления титула «Седай», и, возможно, потому что они обе знали, что Эгвейн не станет перед уходом делать реверанс.

– Я вернусь утром, – сказала Эгвейн, – но ужин подождет. Мне было приказано сегодня вечером прислуживать Элайде за едой. – Их свидание с Сильвианой затянулось. Эгвейн принесла с собой впечатляющий список нарушений, и теперь на еду у нее времени не осталось. Ее желудок протестовал против подобной перспективы.

На лице Сильвианы на мгновение промелькнуло какое-то чувство. Было ли это удивлением?

– И ты ничего не сказала об этом раньше?

– А разве это что-то изменило бы?

Сильвиана не ответила.

– Значит, ты поешь после того, как послужишь Амерлин. Я отдам распоряжение Госпоже Кухонь оставить для тебя какую-нибудь еду. Учитывая, как часто ты последнее время проходишь Исцеление, дитя, тебе необходимо есть. Я не допущу, чтобы ты валилась с ног от истощения. – Строгая, но справедливая. Как жаль, что она выбрала путь Красной Айя.

– Хорошо, – ответила Эгвейн.

– А после еды, – добавила Сильвиана, подняв палец, – ты должна вернуться ко мне, потому что оказала неуважение Престолу Амерлин. Для тебя, дитя, она не может быть просто «Элайдой», – она вновь повернулась к своей книге. – Кроме того, только Свет знает, в какие еще неприятности ты впутаешься к вечеру.

Покинув маленький кабинет и входя в широкий отделанный серым камнем коридор с зелеными и красными плитками на полу, Эгвейн размышляла над последним приказом. Возможно, услышав о визите Эгвейн к Элайде, Сильвиана вовсе не удивилась. Возможно, это было сочувствие. Элайда вовсе не обрадуется, когда Эгвейн будет вести себя с ней так же смело, как со всеми остальными в Башне. Не потому ли Сильвиана решила встретиться с Эгвейн после еды для заключительной порки? Имея такой приказ, Эгвейн будет вынуждена поесть, прежде чем вернуться на порку, даже если Элайда осыплет ее наказаниями.