— Вы можете находиться в комнате до одиннадцати утра.

— Хорошо.

Каторжник подумал, что легко мог бы замочить этого мужика, просто схватить его за оттопыренные уши и ткнуть головой в стол. Было бы занятно увидеть истекающее кровью лицо, а потом ударить его головой о лежащее поверх стола стекло и тыкать, тыкать в это стекло до тех пор, пока наконец не сломается шея, услышать приятный хруст костей и вскрик боли, а затем оставить его, пожелав всего наилучшего.

Но нет, он здесь по очень важному делу. Надо подождать до лучших времен, не думать о том, как на него посмотрел этот мужик, когда он вошел. Каторжник остановил горячую волну, готовую накатиться на него, и пошел в номер. В комнате он снял с себя вонючую одежду, бросил ее в мусорное ведро и направился в ванную. Он помочился в раковину, и его моча разбрызгалась по стенкам ванной и по полу.

Включив горячую воду, он встал под душ, намыливая гигантское тело там, где мог достать, и смывая с себя толстый слой грязи. Пол в ванной стал ядовито-серым, а он блаженствовал, стоя под желанным душем.

Он хорошенько выспится и либо рано утром, либо днем заберет женщину и ее девчонку. Так подсказывало шестое чувство, которое все эти годы не давало ему погибнуть. Что бы ни случилось, он доберется до них. Сейчас они находились меньше чем в двух милях от Зверя. Он спал и видел сны, однако его внутренний будильник разбудит его ровно в шесть утра, всего через несколько часов.

Его внутренние часы — это не шутка, а вполне реальная вещь, необъяснимая, но настолько точная, что удивляла даже его самого. Без одной минуты шесть он уже сидел, отдохнувший и готовый приступить к делу. Впервые за долгое время он обнюхал себя, пошлепал в душ снова и помочился на грязный коврик. На его лице расползлась улыбка радостного предвкушения.

Двадцатью семью минутами позже убийца уже ждал, припарковавшись на улице. Он увидел, как выбежала девочка, а женщина замешкалась где-то на выходе, но в тот же момент разглядел еще одного ребенка, выходящего из соседней двери. Он почувствовал, что сейчас ничего не получится, но только немного разочаровался. Хорошо, он увезет их днем. Это уж точно. Он сменил мотель, где служащий тихо перекрестился, и въехал в другой, где он отдохнет до полудня.

Позже убийца припарковал ворованную машину недалеко от дома Линчей и стал ждать, когда ребенок вернется из школы. Он сделал вид, что читает газету, — рабочий, который ждет кого-то. У него возникло странное острое чувство гармонии с природой. Жизнь растений всегда нравилась ему больше, чем жизнь животных, а жизнь животных — больше, чем жизнь людей. Люди были в самом конце этого эволюционного списка.

Вдруг его внимание привлекла маленькая девочка. Она шла еще с двумя детьми, мальчиком и девочкой. Они смеялись и громко разговаривали, перебивая друг друга. Это вызвало у него раздражение. Нальчик вскоре свернул, девочки тоже попрощались, и, когда его жертва уже направилась к своему дому, он крикнул:

— Эй! Извините! — Убийца подозвал ребенка к машине, приятно, добродушно улыбаясь. Он прекрасно знал, как ловились на эту удочку другие, и всегда использовал свою улыбку, когда ему это было нужно. Никто, даже самые проницательные и сдержанные, не может устоять перед улыбкой Дэниэла Банковского, когда он подзывает свою жертву, улыбкой невинной, сияющей, детской улыбкой доброго дяди с ямочками на щеках.

Ли Анна Линч — хорошая девочка, которая никогда не встречала незнакомцев. Она сразу же забыла тысячи предупреждений, увидев эту сияющую добрую улыбку, и подбежала к машине, чтобы узнать, что ему нужно.

Она не понимала, что он мямлит, но ноток слов был дружеским, и, подходя все ближе, она разобрала что-то вроде того, что она, наверное, дочка Линчей и что он друг Джека, старины Джека, и что очень важно, очень важно что-то… Девочка подходила все ближе и ближе к открытому окну, откуда ей улыбался этот человек и говорил что-то теплое, важное и срочное о Джеке и ее маме.