Помню первый день в отряде скаутов, когда я вошел и увидел ребят в тщательно выглаженных рубашках, украшенных наградами и значками. Я был тщедушным малышом, а по сравнению с ними почувствовал себя еще более маленьким и жалким. Но стоило мне услышать, как командир велел ребятам всего с одной спичкой зажарить сосиску, как я обо всем забыл и стал с интересом следить за всем, что происходило.

«С одной спичкой… Гм… Но она же горит совсем недолго», – озадаченно размышлял я.

И вдруг я увидел, что, оказывается, нужно было разжечь костер с помощью только одной спички, а потом уже зажарить на огне сосиску. Для меня это стало открытием.

Если бы кому-нибудь из тех ребят сказали, что однажды я займу пост главного скаута и что двадцать миллионов скаутов по всему миру будут считать меня важной фигурой, они бы умерли со смеху. Но дело в том, что свои малый рост и отсутствие уверенности в себе я всегда компенсировал силой воли и решительностью, а эти качества очень важны и для жизни в целом, и для скаута.

Так что в отряде скаутов я испытал чувство свободы и обрел отличных товарищей. Мы были одной семьей, и никому не было дела, у кого какое происхождение.

Ты был скаутом, и только это имело значение.

Мне это было по вкусу, и я стал более уверенным в себе.

Глава 8

Вскоре мои родители приобрели маленький коттедж на острове Уайт, и с пяти до восьми лет я ходил в школу в Лондоне, чего всегда ждал с ужасом, а каникулы проводил на острове вместе с родителями.

Работа папы это позволяла, потому что у членов парламента почти такие же длинные каникулы, как у школьников, а поскольку его избирательный округ находился между Лондоном и островом Уайт, по пятницам по дороге на остров он занимался решением каких-либо проблем жителей. (Возможно, это был не самый образцовый метод исполнения обязанностей депутата, но лично меня это очень устраивало.)

Я всегда мечтал как можно скорее оказаться на острове, который был для меня настоящим раем. Мама с папой постоянно пристраивали к нашему маленькому коттеджу какие-то помещения, и вскоре он стал нашим основным домом.

Зимой над островом постоянно бушует ветер, льют дожди; зато летом он становится похожим на спортивный лагерь, в котором полно моих сверстников, до сих пор остающихся моими самыми близкими друзьями.

Впервые я почувствовал себя свободным, предоставленным самому себе, целыми днями мог бегать на воле, исследуя остров. Еще одним радостным преимуществом жизни на острове было то, что совсем рядом с нашим домом жил мой дедушка Невил.

Он запомнился мне замечательным человеком, которого я любил всем сердцем. Дедушка был очень добрым, невероятно могучим и сильным, глубоко верующим человеком, но при этом любившим и ценившим шутку. И еще он обожал шоколад, хотя всегда ворчливо отказывался, когда ему дарили его. Но стоило тебе уйти, как большая плитка исчезала за считаные минуты.

Он прожил до девяноста трех лет и каждый день добросовестно делал гимнастику. Из-за двери его спальни доносилось бормотание: «Наклон, коснуться пальцев ног, выпрямиться и вдо-ох…» Говорил, что это самое главное для поддержания здоровья. (Я не очень понимаю, как в этот рецепт долголетия вписывались шоколад и тосты с маслом, но какая разница? Попробуйте прожить такую же жизнь, как он.)

Дедушка Невил скончался, сидя на скамье в конце нашей дорожки, ведущей к морю. Я до сих пор тоскую по нему: по его кустистым бровям, крупным рукам и крепким объятиям, по его теплу, его молитвам, рассказам, но, что важнее всего, он преподал мне блестящий пример того, как жить и как умирать.

Мой дядюшка Эндрю прекрасно сказал о Невиле:

В глубине сердца Невил оставался мальчишкой; отсюда его прекрасные отношения с ребятами. Его девизом можно назвать Энтузиазм, Ободрение и Любовь.

Он был церемониймейстером на похоронах Уинстона Черчилля и непринужденно чувствовал себя среди знати, но столь же естественно держался в любом обществе.