Я издаю длинный стон:

– Боже, когда ты так говоришь, я чувствую себя идиоткой.

С выражением «что поделаешь?» на лице Лола сочувственно подмигивает.

– Утром я встречалась с Сальваторе, и все было замечательно, Лола. Конечно, это рискованно, но если бы он выключил свой режим пещерного человека и подумал. – глядя на девочек, я прошу: – И кстати. Ничего не рассказывайте Оливеру и Анселю. Финн им еще об этом не говорил.

Лола тут же кивает, но вот Миа ерзает на стуле и, наконец, говорит:

– Хорошо. Но, я надеюсь, он скоро сам им расскажет, потому что секреты между мной и Анселем до добра не доводят.

– Знаю, Сахарочек, прости, что поставила тебя в такое положение, – я тянусь через стол и накрываю ее руку своей. – Но не будем забывать, что именно твой болтливый муженек проболтался Финну про мамин рак, так что теперь вы оба мои должники.

– Не переживай, я как раз придумываю ему наказание, – шутит она.

Я смеюсь.

– Ты монстр.

– Сама подумай. Ансель на половину Адонис, а на половину щеночек. Ты серьезно думаешь, что я могу злиться на него за то, что он беспокоился о тебе, но не должен был говорить о твоей маме? – она приподнимает бровь, как бы говоря, что прекрасно знает ответ на свой вопрос.

Я снова опускаю голову на руки.

– Нет. Он у тебя просто чудо, а я сама дура, что, как обычно, полезла в чужие дела. Хотя раньше все получалось.

– А теперь объясни, что между вами происходит? – спрашивает Миа. – Мне казалось, что вы просто спите, потом перестали, а теперь ты вон в каком состоянии. Не хочу указывать на очевидное, Харлоу, но раньше ты не собирала экстренное собрание для обсуждения парня.

Лола кивает.

– Я была уверена, что ты единственная женщина в мире, у которой к двадцати двум годам не было ни одного кризиса в отношениях с парнями.

– Вчера ночью мы признались друг другу в любви, – шепотом признаюсь я.

– Что? – одновременно восклицают они, да так громко, что обернулись несколько посетителей.

– Господи, успокойтесь, истерички, – раздосадованная сама на себя говорю я, посмеиваясь. Что-то они слишком обрадовались. – Сначала он был просто забавным отвлечением от проблем с мамой и отсутствия хорошей работы, плюс еще этот кризис двадцатипятилетия, и ни один уважающий себя тридцатилетний мужчина не будет нормально к такому относиться.

Схватив салфетку, я начинаю рвать ее на мелкие кусочки.

– Потом я стала думать о Финне больше, чем о ком-либо другом, да еще эти его проблемы с лодкой, о которых я узнала уже позже. Вот тогда мы и решили немного поостыть.

– И что? – интересуется Миа.

– И… потом я начала думать, как решить его проблему, и мы стали все больше времени проводить вместе, потому что вы, придурки, заняты или на работе, или с мужьями, или ужасно рассеянные рядом с откровенно влюбленным мужчиной.

– Подожди. Что? – спрашивает Лола.

Не обращая внимания на ее вопрос, я тихо продолжаю:

– Финн милый и веселый, и не из болтливых, что для меня так непривычно, ведь я выросла в семье, где все всегда обсуждается. И он горячий. Боже мой, девочки. Финн в постели – это что-то. И совсем он не похож на всех слюнявых маменькиных сынков Ла-Хойи, он настоящий мужик и не плачет из-за сломанного ногтя. Финн может порушить твою вагину и воссоздать все заново для себя, – засучив рукава свитера, я продолжаю, понизив голос: – Он смотрит на меня с обожанием, подшучивает надо мной – как оказалось, мне это нравится – и мне кажется, что он мой единственный, – мне уже не важно, что я сейчас лепечу, лишь бы выговориться. – Он смотрит на меня, будто у нас есть маленький секрет, и так оно и есть.