— Ты нервничаешь, напуган и зол, а ещё готов взорваться от воздержания. Видала я только что вышедших из тюрьмы, которых не так распирало, как тебя.
Она обезоружила меня своим заявлением в самый разгар застёгивания запонок.
— Кроме шуток, я могу видеть, что ты ослаб. Тебе следует немного выпустить пар. Это пойдёт тебе только на пользу.
— Да ты просто эксперт, да? — спросил я. Голос мой прозвучал слегка грубовато.
— В выпускании пара? — ответила она вопросом на вопрос, а в её голос снова закрались дразнящие нотки. — Можно сказать, неплоха. Поможешь мне застегнуться?
Я повернулся и обнаружил, что она повернулась ко мне спиной. На ней было сногсшибательное маленькое чёрное платье, черноту которого подчёркивали сверкающие чёрные же блёстки. Её ноги были просто превосходны. Платье почти не прикрывало спину, но на несколько дюймов выше уровня бёдер всё же была молния. Я был уверен, что она могла справиться и без моей помощи. Но всё же шагнул к ней и застегнул платье.
Она пахла полевыми цветами в лучах жаркого солнца. Когда она пошевелила головой, её длинные вьющиеся волосы коснулись обратной стороны моих ладоней.
Я чувствовал, как во мне возбуждённо ворочается Зима, реагируя на всё, что вызывало сексуальное влечение, и страстно желая выхода. Это было нехорошо. Зима считала, что секс — это почти так же весело, как насилие, и что они становятся ещё лучше, если смешать их вместе. Как шоколад и арахисовое масло.
Я принялся мысленно перемножать в уме числа и снова отошёл в сторону, пытаясь сосредоточиться на одевании, и на восемью восемь, и на том, как надеть носки, не присаживаясь и не замечая женщину, не сводившую с меня глаз.
— Приятель, — сказала она в конце концов. — Да ты уже не раз обжигался.
Я застегнул булавку галстука на воротнике, расправив его на ощупь.
— Ты даже не представляешь, как.
— Прекрасно, — сказала она твёрдым и спокойным голосом. — Ты не хочешь смешивать работу и удовольствие, это круто. Мне нравишься ты. Мне нравится твой стиль. Но эта работа важна для меня, и для моего партнёра тоже. Имей в виду — подставишь нас, и у нас с тобой будут проблемы.
— Вы правда думаете, что справитесь с чародеем Белого Совета, мисс Эшер? — спросил я.
— Не в первый раз, — ответила она без тени сомнения или бравады в голосе.
Я повернулся к ней лицом и обнаружил, что благодаря паре туфель на каблуках, которые шли вместе с платьем, её глаза теперь были почти на одном уровне с моими. Она пыталась застегнуть на руке тонкий бриллиантовый браслет «ручеёк».
Я снова подошёл к ней и взялся за застёжки браслета:
— Выслушай и ты мои условия, — сказал я. Зима, пронизывающая мой голос, делала его тихим, холодным и жёстким. — Этой город — мой дом. Если ты навредишь кому-нибудь в моём городе, я порву тебя в клочья и вышвырну отсюда вместе с прочим мусором. И вспомни состояние моей спины, если начнёшь раздумывать, не всадить ли в неё нож. Только попробуй, и я тебя в землю зарою.
Я справился с застёжкой и поднял на неё взгляд. Она сохраняла бесстрастное выражение лица… но под этой маской я видел возросшую неуверенность. Она чуть поспешно высвободила руку, следя за моей позой, будто ожидая, что я попытаюсь её ударить.
Я и раньше вёл жёсткие разговоры со всякими монстрами и опасными людьми. Но только не мог припомнить, что они проходили в такие интимные и домашние моменты, как, например, совместное одевание или помощь с застёжкой браслета. В этом её жесте было что-то, что делало Ханну Эшер в первую очередь женщиной, и только во вторую — опасной колдуньей. А я ловко воспользовался моментом для запугивания… что, скорее всего, делало меня в её глазах в первую очередь страшным стражем Белого Совета, мочившим всех паранормальных нарушителей закона, и только во вторую — человеком. |