— Слушай, а ты, часом, не по сутенерской части? — вяло поинтересовался Плетнев.

— Да есть маленько, — не смутился Вольдемар. — Я ж тебе говорю — по мелочи шуршу. То там, то сям… Бабке помочь надо, крышу перекрыть. Бабло на это нужно, вот и зарабатываю.

— А что ж ты ей дом не построишь? Сутенеры, слышал, немало загребают…

— Боюсь. Вдруг конфискуют? Она ж у меня первая самогонщица в деревне. Тамошний мент у меня на прокорме. А ну как более серьезная комиссия? Бабка у меня неосторожная, психолог неважнецкий. Кому попало самогон продает. Лишь бы бабло давали.

— Так ты ее тоже на прокорм возьми. Ей, видать, денег на жизнь не хватает, раз она в это дело ввязалась.

— Да ты че?! Думаешь, я родную бабку обижаю? — поразился Вольдемар. — Она у меня как куколка ходит. Я ей шмоток привожу, у нее уже из шифоньера вываливаются. Как дверцу приоткроет, так все на пол — шарах! Потом нужно запихивать, подпирать, изловчиться дверцей придавить… Мясо каждый день лопает. И колбасу. Без хлеба! Кусает вот такими кусищами! И куда только все это влезает? Крепенькая такая, не обхватишь, — похвастался Вольдемар габаритами бабки. — Но от самогона ни за что не хочет отказаться. Гонит из любви к искусству. Ну и нехай, сколько ей еще осталось? Пусть радуется жизни. У кого есть увлечение, те живут дольше. У меня знаешь какая бабка? Класс! Хочешь, поедем к ней? Бери дружбана и махнем. Наберете самогону, сколько довезете.

— Так ты и бабке клиентов поставляешь? — усмехнулся Плетнев.

— А че? Надо ж родному человеку помочь… Ну так как? К девочкам или к бабке?

— Погодь немного. Хорошо сидим, чего с места срываться? Тем более мы ж с тобой хотели дружбу укреплять.

Плетнев протянул руку и похлопал высокого худого англичанина по плечу, тот обернулся и заулыбался, увидел в русском парне родную душу.

— За победу! — чокнулся с ним Плетнев.

Англичанин не понял, но радостно ответил:

— Of course!

— Чего он сказал? — поинтересовался Вольдемар, в свою очередь потрепав англичанина по плечу.

— Согласен с