Изменить размер шрифта - +
И сделать это, как мы уже говорили, на человеческом уровне, ведь только там есть воля к смыслу и происходит ее фрустрация. Для патологии духа времени характерно все то, что мы говорили о неврозах и психотерапии личности. Бороться с растущими тенденциями деперсонализации и дегуманизации сможет лишь психотерапия, вернувшаяся к гуманизации.

О чем мы говорили вначале? У каждой эпохи свой невроз, и каждая эпоха нуждается в своей психотерапии. Теперь мы знаем, что только возвращение к гуманистической психотерапии поможет распознать симптомы болезни нашей эпохи и помочь в устранении актуальных проблем. Попробуем ответить на вопрос: можем ли мы дать смысл человеку, который пребывает сегодня в экзистенциальной фрустрации? Впрочем, мы должны радоваться уже в том случае, если его не лишают смысла вследствие приверженности к редукционистской индоктринации. Можно ли создать смысл? Можно ли возродить утерянные традиции или даже инстинкты? Или же прав был Новалис, когда сказал, что обратной дороги к наивности не существует и лестница, по которой мы забрались наверх, исчезла?

Дать смысл человеку означало бы прийти к морализаторству. А мораль в традиционном смысле слова скоро изживет себя, потому что рано или поздно мы заменим моральные категории на онтологические: добро и зло перестанет означать то, что нам нужно и нельзя делать; добром мы будем считать то, что способствует исполнению данного нам смысла, а злом — то, что этому препятствует.

Смысл нельзя дать, его нужно найти. Процесс поиска смысла похож на восприятие гештальта. Еще основоположники гештальтпсихологии Левин и Вертгеймер говорили, что каждая ситуация, с которой нас сталкивает действительность, предъявляет к нам свои требования. Вертгеймер даже приписывал объективность (objective quality) каждому требованию (requiredness), свойственному отдельной ситуации. Впрочем, Адорно тоже заявлял, что «понятие смысла включает в себя объективность по ту сторону всякой человеческой деятельности». Я считаю, что, в отличие от восприятия гештальта, выявление смысла не сводится к восприятию фигуры, которая вдруг бросается нам в глаза на общем фоне. Улавливая смысл, мы открываем возможность на фоне реальности. Эта возможность уникальна. Она не вечна. Но не вечна лишь сама возможность смысла, потому что, если смысл осуществляется, это происходит навсегда.

Смысл следует найти, а не изобрести. Изобрести можно либо субъективный смысл, либо иллюзию, бессмыслицу. Неудивительно, что человек, убегая от ощущения пустоты и будучи не в состоянии найти смысл своей жизни и изобрести его, начинает выдумывать свой субъективный смысл или бессмыслицу. Если бессмыслица может быть разыграна на сцене (театра абсурда!), то субъективный смысл человек порождает, одурманивания себя веществами, в частности ЛСД. При этом есть риск пройти мимо истинного смысла и реальных задач, которые ставит перед нами действительность (в отличие от иллюзии исполнения смысла, которая проигрывается только в голове). В связи с этим я вспоминаю подопытных животных, которым один калифорнийский ученый вживил электроды в гипоталамус. При подключении тока животные испытывали удовлетворение (как от принятия пищи или совокупления); в итоге они сами научились замыкать электрическую сеть, игнорируя полового партнера и реальную пищу, которую им предлагали.

Смысл не только можно найти, его нужно найти. В этом поиске человек руководствуется совестью. Иными словами, совесть — это орган смысла. Он способен уловить уникальный, специфический смысл, сокрытый в каждом моменте. Совесть — это феномен, свойственный лишь человеку. Она настолько человечна, что составляет часть condition humaine и, как и все в жизни человека, несет печать бренности. Кроме того, совесть может повести человека по ложному пути. До последнего вздоха, до последней минуты своей жизни человек не знает, действительно ли он исполнил свое предназначение в жизни или он просто думал, что исполняет его — ignoramus et ignorabimus.

Быстрый переход