После чего в мире осталась только Армеция — и зубы дракона.

Она поползла прочь задом наперед, точно ушибленный краб, бросаясь вправо и влево в попытке уйти от разинутой пасти страшилища. Уйти не удавалось. Зейгфрейд шагал медленно, но расстояние, которое она за это время успевала проползти, покрывал всего один его шаг. Армеция чувствовала, как содрогалась земля.

Она все пыталась как следует наполнить воздухом легкие и обрести голос, но эти глаза цвета расплавленного золота поглощали все. Чешуйчатые губы и розовый раздвоенный язык придвигались ближе и ближе.

«Я даже предсмертного вопля как следует издать не смогу, — поняла вдруг Армеция. — Самым последним звуком, который я в этом мире издам, будет хруст моих косточек. Ну, может, дракон позже еще воздух испортит, если меня окажется трудно переварить».

Когда ее спина уперлась в ствол дерева, внезапный толчок помог ей пронзительно завизжать:

— ЛЕННИ! ЗАЩИТИ МЕНЯ!

Как ни удивительно, рыцарь тотчас явился на зов. Несколько стремительных прыжков, и он встал над нею с мечом в руке, с самокруткой в зубах, а штаны его пребывали в местах, простым смертным неведомых. Вот он повернулся навстречу Зейгфрейду, обратив к Армеции незагорелые «щеки» ягодиц. Такие вот два щита, все, что прикрывало ее от дракона.

— Так это он и есть? — пробормотал сэр Леонард. Дракон явно не произвел на него того сокрушительного впечатления, что на Армецию. — Я-то ждал, что он побольше окажется.

— Какой уж есть, другого нету, — сказала Армеция. — Слушай, давай переходи к делу! Лупи, колоти, волтузь!

— Волтузь? Какое слово смешное.

Он оглянулся, и Армецию охватил ужас. Его глаза были сплошь в багровых жилках блаженства.

— Слышь, — сказал он, — ну так кто, по-твоему, обозвал его Зейгфрейдом? Народ по соседству или его толстая, уродливая, тупая ма…

Конец фразы — как и весь остальной сэр Леонард — затерялся между двумя тяжелыми плитами алой чешуйчатой плоти. Зейгфрейд свел вместе передние лапы и прихлопнул рыцаря между подушечками лап. Почувствовал ли что-нибудь сэр Леонард?.. Армеция только увидела, как мелькнуло в полете его тело, небрежно запущенное драконом куда-то назад, через плечо.

— Проклятье, проклятье, проклятье, проклятье, проклятье… — бесконечно бормотала Армеция, просто не находя других слов, более подходивших для случая.

Возможно, тут кстати оказалась бы молитва. Предсмертное покаяние в грехах, что-то в этом роде. Армеция, однако, нашла в себе силы только пронзительно выкрикнуть всего одно имя.

— НИТЦ!

Ой, на самом деле она имела в виду совсем не его.

Но как бы то ни было, потрясенную Армецию действительно обняли руки, которым она с радостью пожелала бы гораздо большей силы. Схватив ее в охапку, Нитц съежился вместе с нею под деревом, твердо вознамерившись разделить ее участь.

Глупейший поступок, что уж тут говорить. Тем не менее Армеции смутно польстило, что он не кинулся удирать. Потом ей подумалось, что лучше бы он как-то отвлек чудище и дал ей время спастись.

«Нет, — сказала она себе, плотнее прижимаясь к Нитцу. — Так лучше всего. На миру и смерть красна. — Она почувствовала, как губы растягивает улыбка. — Так отец говорил».

Умереть не в одиночку — уже хорошо. С улыбкой на устах — еще лучше.

Зейгфрейд, кажется, тоже был с этим согласен. Уголки его пасти тронуло нечто подозрительно напоминавшее улыбку. Вытянув шею, он явно без большой спешки приближался к мужчине и женщине под деревом. Прямо перед лицом Армеции поблескивали ряды устрашающих зубов, но улыбка колдуньи становилась все шире. По мере того как дракон опускал голову, все виднее становились блестящая сталь и незагорелая плоть: тот, кто из них состоял, потихоньку переползал все выше по шее дракона.